Книга Наука убийства, страница 33 – Стив Айлетт

— С Паркером? Ты идиот? Мы нарисованы в самом верху его списка на подарки.

— Я в курсе, поверишь ли.

— Да, с ним мы движемся к финалу «Оружейного Безумия».

— А? РОЗА ТЕБЕ НЕ КАКАЯ-НИБУДЬ БЕСХРЕБЕТНАЯ ЦЫПОЧКА.

— Что? Ты говоришь про римейк?

— Да, 92 года… Мне больше нравится, чем от 49.

— Как он может нравиться больше 49?

— Джозеф Г. Льюис?

— И что? Да, Джозеф Г. Льюис. Помнишь долгие кадры во время погони? Изнурённая болотная сцена без музыки?

— А, затусуй её себе в очко.

— Мы с тобой один человек, и как ты можешь предпочесть римейк? И вообще, как он может понравиться хоть кому-нибудь? И с каких пор?

— С самого… — Данте выглядел озадаченным, — …этого утра.

Данте Второй не мог думать. В его голове разросся пронзительный, полувоспринимаемый свист, словно вибрировали атомы.

— Не понимаю.

— Знаю, поганая тема, я погрузился во тьму так же глубоко, как и ты.

— А, шут с ним, — слушай, я познакомился с Эдди Гаметой.

— Шутишь.

— Знаешь же, что не шучу. Он осел в Высотке, мучает топоры.

— Гамета. Как у него дела? Что он сказал?

— Всё и ничего, Локоть. Шутка — пыль и цель.

— Что? — Данте Второй едва слышал его за звоном в ушах. Образ Данте размывался в пятно. — Что с тобой творится?

— Оно того не стоило, — объявил Данте, и когда Данте Второй схватился руками за голову, стекло пошло паутинкой трещин, расходящихся от ладоней Данте.

Паркер ошибался насчёт механизма контроля огня, который был цел и выключен. Броня танка состояла из стальных секций, перемежающихся слоями композитного свинца, керамики и обеднённого урана, который между тем экранировал софтвер контроля огня. Пушка была жива.

Перекинув выключатель и увидев, как пульт стрельбы засветился, словно предапокалиптический городшафт, Паркер в первый раз пожалел, что не следил за технологией прекрасного оружия. Он увидел сетку, квадраты которой вспыхивали и гасли в случайном порядке, как дисплей свободного игрового автомата. Он нажал по пуску стрельбы, и ничего не случилось. Дисплей вспыхнул словами «надвигающееся препятствие/корректировка схожести». Эта соломинка сломала его терпение. Что случилось с прямыми действиями?

Сидя в кресле водителя, Паркер воссоединился со своими противоречиями. Жалость его, вздувшись, захлопнулась.

Замороженное стекло превратилось в густую прозрачную слизь вроде клейстера — Данте протискивался сквозь неё, как новорожденный через оболочку плода. Он брёл, раздвигая горы слизи, а Данте Второй вздёрнул свой Маг 10 и с выпученными глазами попятился. Куски желе из стекла плюхались на пол фойе. Данте замедлился, как насекомое, дёргающееся в янтаре. Глазированными руками он залез под плащ и вытащил два пистолета Гатлинга. Вокруг него баламутились пар и странности. Он ждал в вестибюле.

Роза вошла через ближнюю дверь, а взвод фанатиков, упакованный в комплекты случайных бунтов и вооружённый до задних зубов, протопал в дальнюю. Она перевернула стол, чтобы спрятаться — Данте Второй стоял на своём с Данте. Копы выстроились за щитами отказа, а Блинк нацелил мегафон между зубцами плечей человеческой блокады.

— Ребята, вы арестованы, вот всё, что вам сейчас надо знать.

Данте второй поднял указательный палец на Данте.

— Назад, или я коснусь его руки! — заорал он.

— Не будь дураком, Дэнни, — провозгласил Блинк. — В жизни есть много хорошего, кроме возможности взрывом закинуть себя и врагов на небо.

— Например?

— Умник, да?

— Беги, Данте, — прошипел Данте Второй краем рта. — Несись, как ветер.

— Данте, я… я запутался.

— В чём, идиот?

— Не лезь, — сказал тот и глянул вниз — он шипел в пол, теряя связность, памятник потоку. Вещество пола ползло по его ногам, когда он сочился наружу, взбивая ковёрные волны на твёрдом мраморе.

Данте Второй тревожно отступил — пол забурлил в его сторону, как медленный прибой. Поверхность лица Данте взбаламутилась броуновским движением, и его руки стали полуметаллическими, сплавляясь с рукоятками пистолетов.

— Как насчёт признания вины? — крикнул Данте Второй Блинку.

— Хорошо, — хихикнул Блинк, — посмотрим, кого арестовала курочка. Я думаю — если будешь вести себя прилично, Спектр организует сделку, где ты поможешь суду притвориться, что их дела морально приемлемы.

— А что, будет разница?

— Вот уж будет, Дэнни, парень, — у тебя проблемы больше кита — твой, эээ, брат выглядит слегка шишковатым, да? Время бежит очень слабо. Вижу и тебя, Роза, как это зовут — любовный треугольник? Больше похоже на гадский додекаэдр.

Едва Роза открыла свой большой рот для вопля, хвастун танка Малакоды вонзился в дряблое стекло, а следом за ним заехала и вся машина. Въехавший танк покрылся прозрачным желе и так и стоял, блестящий, как свежелакированная игрушка.

Люк поднялся и перевернулся, натянулись стеклянные нити — оттуда выкарабкался Брут Паркер, перемазавшийся с ног до головы восковой молекулярной пастой, пока слезал с танка.

Он оглядел помещение и заметил Розу, шагнул к ней и помахал рукой.

— Глянь сюда, Роза Контроль… — Выстрелы из Узи прервали его и выбили серию точек на стене за его спиной. Он повалился, как криво построенный жилой дом.

— Мы уже развлекаемся? — крикнул Блинк, перезаряжая Узи. — А теперь бросайте оружие! — Копы побросали оружие. — Да не вы, сукины дети! — Они подобрали оружие, побурчали и устали от этого упражнения. — А теперь, Дэнни, твоё повторное отступление в логику исчерпало любую возможность диалога, и судя по виду твоего друга, времени особо нету, так что поднимаем паровички на счёт три.

— Не могу, — сказал Данте.

— Могу, но не буду, — сказал Данте Второй.

— Как скажешь, жирдяй, — сказала Роза. Блинк повернулся к Гериону.

— Что она хотела сказать этим «жирдяем»? Герион закашлялся и попробовал сложить лицо, как шезлонг.

— Ладно, стреляем кто когда готов, джентльмены. И пленных не брать — нам негде их содержать.

Данте Второй замахал руками:

— Не стреляйте, удачи не будет. У меня не будет, я хотел сказать. — К нему роем ринулись пули, раздирая архитектуру, пока он бежал к Розе за перевёрнутый стол. — В порядке, солнце?

— Признание вины? — щёлкнула Роза и отвесила ему щедрую пощёчину. — Почему ты не мог прирасти к пистолетам, как Дэнни?

— Потому что ему пришлось прирасти к пистолетам, — возразил он, но голос его утонул в выстреле собственного оружия. Стреляные гильзы разлетались, как зубы дракона.