Книга Дермафория, страница 44 – Крэг Клевенджер

Телефонная будка выглядит точно такой, какой сохранилась в памяти — новое стекло, полированный хром, — как будто ее установили сегодня утром. Непрерывный гудок, потом, когда автомат уже проглотил пару монет, звонок.

— Энслингер.

— Детектив.

Он слышит мой голос и, даже не прикрыв трубку, говорит кому-то в сторону:

— Он на линии.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что не обращаетесь со мной как с идиотом или сумасшедшим. Не изображаете удивление, не прикидываетесь, что рады меня слышать. Я ведь знаю, что ваши люди уже прослеживают звонок и посылают жучка мне в ухо.

— Я знаю, что вы сумасшедший, Эрик. Но я также знаю, что вы определенно не идиот.

— Но вы ведь отслеживаете звонок.

— Конечно. Хотите облегчить мне работу?

— С какой стати?

— Вы сами усугубляете свое положение, — говорит он. — Не явились в суд, пропустили заседание. Судья вынес решение заочно. Вас признали виновным.

— Если я скажу, откуда звоню, вы не поверите.

Слышу приглушенные голоса, шорох бумаг. Энслингер вполголоса благодарит кого-то на другом конце линии.

— Я уже знаю. Время.

— Значит, знаете и то, что соврали мне.

— Я никогда не лгу.

— Вы сказали, что телефон не работает.

— Я сказал, что линия не работала. Вы были не в самом лучшем состоянии, когда пытались позвонить оттуда в последний раз.

У меня над головой горячее солнце пустыни, но издалека уже надвигаются грозовые облака, грохочущее черное покрывало, скрывающее шоссе со стороны заката.

— Вам нужно вернуться, Эрик. Или хотите, чтобы я за вами приехал?

— Да.

— Почему?

В ушах звучит симфония крови, складываются мысли, и я диктую музыку по памяти, ноту за нотой.

— Могильщик не вымысел.

— Боюсь, вы вспомнили об этом слишком поздно.

— Приезжайте за мной и увидите сами.

— Он там?

— Пока еще нет. Приедет с отцом. Я задолжал им кое-что, чего у меня нет, и если явлюсь на встречу с пустыми руками, они рисковать не станут. Возможно, вы последний, с кем я разговариваю.

— Так вы этого хотите, Эрик? Может, подождете, пока мы подъедем?

— Они о вас ничего не знают. Вам надо их увидеть.

— Я вам верю.

— Не верите.

— Эрик.

— Я убил одного человека. — Меня словно ударили в шею. Теперь, после этих слов, мне уже все равно, кто прибудет на место раньше, копы или Уайт. Признание принесло облегчение, и оно вытекает через сердце, глаза, руки, через трубку. Последние детали мозаики занимают свои места. Я люблю тебя, Ди. — Когда начался пожар, моей машины здесь не было. В тот раз в лабораторию меня привез Уайт.

— Откуда же она взялась?

— Я одолжил ее кое-кому. — Снова удар в шею, и слова сами выскакивают из горла. — Она ехала за мной.

— Она? Кто?

— Я не могу назвать ее имя.

— Постарайтесь.

— Не могу.

— Послушайте меня, Эрик. Мы там все обыскали. Никаких следов. Там никого не было. Только пес, Отто.

— Отто… Это ее собака. Моя машина была у нее, и она ехала за нами. Я услышал шум и решил, что это облава. Я сам устроил пожар.

— Вы только что сделали признание, Эрик. Теперь это уже не важно, но наш разговор записывается.

— Я признался в убийстве.

— Эрик, оставайтесь там. Мы заберем вас.

— Я не собираюсь никуда уходить, детектив. Извините за то, что сказал тогда. Насчет вашей дочери.

— Я уже забыл.

— Если приедете, обнаружите здесь Уайта и его сына. Они опасны, так что захватите побольше людей. Сюда меня привез Уайт. Он тоже не придуманный. Она приехала потом на моей машине. Она тоже не придуманная. Поверите, когда приедете.

— Приеду. А пока оставайтесь на месте.

— Буду здесь, неподалеку. Похоже, гроза идет. Как бы дороги не затопило. Предупредите своих людей, чтобы были осторожнее.

— Я понял, Эрик. Спасибо за предупреждение.

— Время. — Я вешаю трубку. Привычка.

Набираю номер справочной, и оператор соединяет меня с «Фордом». Трубку снимает Лу — я узнаю его голос.

— Манхэттена Уайта.

— Кто это?

— Не важно. Мне нужно, чтобы вы передали сообщение для Манхэттена Уайта.

— Не понимаю, о ком вы говорите.

— У меня Дезире. И его деньги.

Тишина, но где-то далеко играет музыка.

— Теперь поняли, — говорю я.

— Сообщение я передам. Вы где?

— Скажите Манхэттену Уайту, что я в мотеле через дорогу от заброшенной заправки, на шоссе по дороге в Оз.

— Что-нибудь еще?

— Пусть поторопится.

Если скин — мое детище, если именно я вдохнул жизнь в течение времени, тогда мне придется проглотить все, что осталось у меня от Стеклянной Стриптизерши. Теперь не остается ничего иного, как только ждать появления и схватки двух главных свидетелей, Энслингера и Манхэттена Уайта. Если я буду в состоянии осознать последствия собственных действий, то по крайней мере удостоверюсь в том, что эти действия действительно реальны, что они имеют последствия, пусть даже вся моя пустая жизнь сведется к одному-единственному щелчку статического разряда в грандиозной симфонии большого взрыва. Если реальны мои поступки, то реальны и воспоминания, а если реальны они, то все, что я сделал, позволило мне увидеть Бога, и тогда мне уже не страшно проследить мою жизнь в той восьмисекундной черной кроличьей норе.

Приближающийся рой неслышных вертолетов движет через пустыню стену ветра, взметает в воздух громадные песчаные облака, и я слышу, как сталкиваются песчинки, одинокие щелчки разрядов, за которыми, когда вызванные мною воспоминания притянут в пустыню других, последует буря. В бликах далеких молний тени от телефонной будка и динозавра мигают фиолетовым и красным. Тени прыгают, и я считаю — и раз, и два, и три, — но штурмовики-ангелы еще не появились, хотя красные и голубые вспышки следуют одна задругой, беспрерывно и в полной тишине, если не считать принесенного клубящимися тучами пыли пронзительного воя койотов.

Я вижу твое лицо, искаженное, что случалось каждый раз, когда я делал тебе больно, но только теперь оно искажено последним мигом боли, мгновением, после которого твои огненно-рыжие волосы вспыхнули настоящим пламенем, а предсмертный вдох расплавил твои легкие.

Запах дождя бьет по теплому асфальту, звук хлынувших на крышу мотеля струй похож на шум обрушившихся с неба полчищ саранчи. Колотят по обсыпанной гравием рулонной крыше, рассыпаются занимая точки обзора, проверяют щели — ищут меня. На сей раз они не прячутся, бегут открыто через освещенную чередующимися синими и красными всполохами парковочную площадку — высокие, плотные, тяжелые в черной, как у жуков, броне, с телескопическими глазами.