Книга Звездочка и Коробок, страница 52 – Дарен Кинг

— Ей не может быть восемнадцать, — говорю. — Мне шестнадцать, а она меня младше.

Констъебель Башка-Ананас смотрит на меня, улыбается и говорит:

— Она — твоя девушка, Том?

— Да, — говорю. — Но вы не подумайте. Мы не делаем ничего такого.

— Все-таки жалко, что ты не мой сын. — Полицейский инспектор Изнасильник качает головой. — Уж я бы повыбил из тебя всю дурь.

Констъебель Башка-Ананас говорит:

— Ты всегда подставляешь свою подружку, Том?

— Ничего я ей не подставляю. И ничего не вставляю. Мы ничем таким не занимаемся. Правда, Звездочка?

Констъебель Башка-Ананас хмурится и говорит:

— Но вы принимаете наркотики.

— Нет, — говорю. — Мы их не принимаем. Я даже не знаю, что это такое. Наркотики.

Полицейский инспектор Изнасильник говорит:

— Сейчас проверим. Покажи, что у тебя в карманах.

Констъебель Башка-Ананас смотрит на Звездочку и говорит:

— А ты, Стейси? Ты принимаешь наркотики?

— Нет. — Звездочка говорит: — Только когда они есть. А сейчас у меня их нету.

Констъебель Башка-Ананас хмурится и говорит:

— И вы поэтому пришли в аптеку?

Очень даже разумное замечание, правда?

Звездочка говорит:

— Да, мы пришли за таблетками.

Констъебель Башка-Ананас говорит:

— А твой парень, он принимает наркотики?

Это удар ниже пояса.

— Я ни разу не видела. — Звездочка говорит: — Он очень даже приличный и взрослый, Ствол. Да, он такой. Он всегда обо мне заботится.

Да, — говорю. — Я пытаюсь. Но о ней очень трудно заботиться. Она потому что все время врет.

— Это само получается. — Звездочка говорит: — Я нечаянно.

Полицейский инспектор Изнасильник говорит:

— Ладно, Стейси. Ты помнишь, где живут твои родители?

— Я вообще ничего не помню.

Полицейский инспектор Изнасильник говорит:

— Думаю, надо их задержать. В воспитательных целях. Пусть посидят ночь в обезьяннике. Там о вас замечательно позаботятся. Вот мы с Терренсом и позаботимся. Да, Терренс?

Констъебель Башка-Ананас встает и потягивается.

— Хочешь провести ночь в обезьяннике, Стейси?

— Не хочу. — Звездочка говорит: — Не люблю обезьян.

— Где живет твоя мама? — Констъебель Башка-Ананас говорит: — Стейси?

— Да. — Звездочка говорит: — Хотите к нам в гости? На чашечку чая? У нас хорошо. И она тоже хорошая, мама.

Я встаю и говорю:

— Я тоже пойду к тебе в гости.

Полицейский инспектор Изнасильник говорит:

— Отведи их ты, Терренс. А то я точно кого-то из них прибью. Надеюсь, хоть одного ты арестуешь.

Я сижу в полицейской машине на заднем сиденье. Звездочка — рядом со мной. Одной рукой я обнимаю ее за плечи, а другой держу за руку. Я пристегиваю Звездочку ремнем, чтобы она не выпала из окна, которое закрыто. Звездочка смотрит в окно. Смотрит на машины. На крыше каждой машины — такая прямоугольная серебристая штука, которая впитывает свет от неба, и от этого света работает мотор. Они все сверкают, их слишком много. Они все едут куда-то, только больше все-таки стоят на месте, и мы тоже вроде бы едем, только больше стоим.

Звездочка говорит:

— Включите вашу специальную мигалку. Ну, которая оранжевая.

— Она не оранжевая, — говорю. — Она синяя.

— Она оранжевая, я видела.

— Нет, — говорю. — Она синяя. У меня все серии записаны на диске.

— Нет у тебя никакого диска. — Звездочка говорит. — У тебя даже нет телевизора.

— Есть, — говорю. — Мне папа купил.

— У тебя нету папы.

— Есть, — говорю.

— Она оранжевая и синяя.

— Нет.

— Сейчас я спрошу.

— Лучше не надо. — Я говорю Звездочке: — Каждый раз, когда ты кого-нибудь о чем-нибудь спрашиваешь, они начинают сердиться. И нам становится плохо. Когда ты кого-нибудь о чем-нибудь спрашиваешь.

— Я знаю, что надо делать. Я уже не ребенок. — Звездочка смотрит на дяденьку, который сидит за рулем. Который хороший. В шлеме в форме ананаса. Который он сейчас снял. Чтобы поместиться в машину. — А вы не включите мигалку? — Звездочка говорит: — Нам интересно, как это будет, когда она включена.

— Ты все неправильно говоришь, — говорю. — Надо было сказать, что со включенной мигалкой мы доедем быстрее.

Звездочка наклоняется вперед и говорит:

— Ствол говорит, что она оранжевая. А я говорю, что синяя.

— Не слушайте ее, — говорю. — Она опять врет. Она специально все перепутала. Я говорил, что мигалка синяя, а она говорила, что, наоборот, оранжевая. Она знает, что не права, а я прав, и поэтому она все поменяла. Она вообще все не так говорит, как надо. Она попросила включить мигалку, чтобы мы посмотрели, какая она. Ну, то есть какого цвета. А надо было сказать, что со включенной мигалкой мы доедем быстрее, потому что машин слишком много, и мы вообще никуда даже не едем, а больше стоим. Но если включить мигалку и еще сирену, тогда нам будут уступать дорогу, и мы доедем гораздо быстрее.

Звездочка говорит:

— Да, пожалуйста. Включите мигалку.

Констъебель Башка-Ананас не говорит ничего.

А я ведь предупреждал.

Мы со Звездочкой чувствуем себя в надежных руках и уже ничего не боимся. За нами присматривает полицейский, и значит, с нами ничего не случится. Мы стоим на лужайке перед домом, где живет мама Звездочки. Лужайка прямоугольная, и дом тоже прямоугольный. И дверь в доме тоже прямоугольная и зеленая, как зеленый горошек. Констьебель Башка-Ананас звонит в дверь звонком и стучит дверным молотком. Он очень хороший, и у него хорошо получается. Все прямо как в фильмах про полицейских, только лучше, потому что все это происходит на самом деле, со мной и со Звездочкой, а обычно с нами вообще ничего не происходит, независимо от того, сколько мы кушаем таблеток и какие таблетки мы кушаем. Ну, то есть когда они у нас есть. Я даже не помню, когда с нами в последний раз что-то случалось. Но, опять же, я ведь вообще ничего не помню. Это из-за таблеток. От них все забываешь.

Констъебель Башка-Ананас звонит в дверь. Дверь открывается, и на пороге стоит тетенька. Это не просто какая-то тетенька, а Звездочкина мама. Она меня очень не любит. Считает меня нехорошим и вообще наркоманом. Хотя сама ест таблетки буквально горстями. Только она их берет у врача, а не у Коробка. Но ведь это без разницы. Она все равно наркоманка. Она стоит вся такая сердитая-сердитая, но меня это ни капельки не удивляет. Я так и думал, что она будет сердиться. Потому что она всегда сердится.