
Онлайн книга «Гнев ангелов»
![]() И вновь на встречу меня сопровождали Ангел и Луис, и так же маячили поблизости парни Эпстайна. Когда я подошел к ресторану, у входа торчал все тот же суровый темноволосый страж, и он по-прежнему парился в теплой, не по погоде, куртке, крепко сжимая рукоятку спрятанного под ней пистолета. Разве что выглядел он еще более мрачным, чем вчера. — Вам лучше бы приобрести более легкую и свободную одежду, — посоветовал я. — Или сменить пушку на более миниатюрную. — Пошел к дьяволу, — процедил он, даже не взглянув на меня. — Вас обучали языку в еврейской школе? Да, уровень образования падает. — Отвянь, придурок, — буркнул он, не глядя на меня. Его неразговорчивость соперничала с враждебностью. Ежели вам вздумается критиковать кого-то с пушкой или без пушки, то мудрее будет не маячить у критикуемого перед носом. Хотя я не рассматривал возможность удара в челюсть или по почкам. А опасался лишь, что он может сгоряча прострелить себе ногу. А еще больше опасался, что он может прострелить ногу мне. — Неужели я чем-то вас огорчил? — поинтересовался я. Парень не ответил, просто моргнул и нахмурился еще больше. Как ни странно, но мне показалось, что он едва сдерживает слезы. — Вам надо бы последить за своими манерами, — порекомендовал я. И тут же увидел, как парень стиснул зубы и заиграл желваками. Казалось, он готов наброситься на меня с кулаками или даже вытащить пушку, но ему удалось совладать с собой; он лишь с шумом выпустил воздух и выдавил: — Рабби ждет вас. — Спасибо. Приятно было поболтать. В другой раз, может, и не придется. Я вошел в ресторан. Лиат еще не появилась. Зато за стойкой суетилась пожилая дама, вручившая мне утром записку, и Эпстайн сидел за тем же столиком. Когда я занял свое место напротив него, рабби поднял указательный палец, сделав знак женщине. Она принесла нам две чашки крепкого черного кофе по-восточному и два стаканчика с талой водой, а потом удалилась на кухню. Через минуту-другую до меня донесся звук захлопнувшейся где-то наверху двери. Видимо, сегодня у нас не будет никакого ужина с кошерным винцом. — У меня такое впечатление, что я израсходовал лимит вашего гостеприимства, — сказал я. — Ничего подобного, — возразил Эпстайн. — Если вы предпочитаете вино, то бутылочка охлаждается в ведерке за стойкой, а если голодны, то вам принесут закуски. — Не стоит беспокоиться, я с удовольствием выпью кофе. — О чем вы там говорили с Адивом? — Просто обменялись любезностями. Глаза Эпстайна блеснули. — А вы знаете, что его имя в переводе с арабского и еврейского как раз и означает «любезный»? Более того — «приятный» и «благодарственный»! — Что ж, оно ему на редкость подходит. Его вполне может ждать карьера любезного вышибалы в приятном ресторане. — Он неровно дышит к Лиат, — коротко бросил Эпстайн. Странно, парень ведь моложе, намного моложе Лиат. Такая разница очень мешает, когда вы молоды. Впрочем, если вы старше, возраст мешает куда сильнее. — А какие чувства испытывает к нему она? — Она не говорит, — отозвался рабби, позволив себе двусмысленный ответ. — И где же сейчас Лиат? — Занята. Она вскоре присоединится к нам. Сначала ей надо кое-что доделать. — По вашему поручению? Он кивнул. — Она рассказала мне о ваших ранах. Значит, больше у меня не осталось никаких тайн. — Не знал, что вы владеете языком жестов. — Мы с Лиат знакомы очень давно. И научились общаться всеми возможными способами. — И что же она рассказала вам о моих ранах? — Удивилась, что вы все еще живы. — Ну об этом мне говорили не раз. — Слишком много ран. Слишком много раз вы могли умереть, но не умерли. Интересно, что вас оберегает? — Может, я бессмертный. — Вы не первый человек, высказывающий такое предположение. Я и сам еще надеюсь, несмотря ни на что, победить старость. Однако нет, не думаю, что вы бессмертны. Когда-нибудь вы умрете: вопрос только в том, возродитесь ли вы к новой жизни. — Как Брайтуэлл и ему подобные? — Не думаете ли вы, что можете иметь с ними нечто общее? — Нет. Я пригубил кофе. Он оказался чересчур сладким на мой вкус. Но таков уж кофе по-восточному. — И вы в этом, похоже, вполне уверены. — Они мне не нравятся. — Дело не в этом. — Вы что, решили проверить меня? — Назовем это более глубоким знакомством. — Называйте как вам угодно. Я не понимаю, о чем вы толкуете. — Вам снится, что вы падаете, сгорая? — Нет, — ответил я, мысленно сказав «да». — Не верю. Что же вам снится? — Так вы опять пригласили меня сюда только затем, чтобы расспросить о моих снах? — В них заключается правда или попытка понять суть правды. Я сердито оттолкнул чашку кофе. — Давайте оставим эту тему, рабби. Она не принесет нам никакой пользы. Дверь за моей спиной открылась. Я оглянулся, ожидая увидеть того молодого брюнета с противоречивыми чувствами. Но вместо него появился объект его вожделений. На сей раз Лиат принарядилась в длинный шелковый пиджак цвета небесной голубизны и в синие джинсы. Волосы, как и прежде, были заплетены в косу. Она выглядела очень красивой, даже с пистолетом в руке. Из кухни к нам направились еще двое молодых крепышей Эпстайна. Оба с пистолетами. Один из них прошелся по залу к окну и задернул шторы, лишив нас возможности лицезреть уличный пейзаж, а Лиат так же поступила с дверной шторой. Второй громила пристально следил за мной, пока Эпстайн выуживал у меня из кармана мобильник. Тот сразу зазвенел в его руке. Номер абонента не определился. — Полагаю, заволновались ваши друзья? — сказал Эпстайн. — В большом городе они обычно беспокоятся о моем здоровье. — Ответьте им. Скажите, что все в порядке. У парня, задернувшего оконные шторы, были светлые волосы и жидкая светлая бородка, что придавало ему весьма неудачное и неуместное сходство с нацистом. Его пистолет с глушителем нацелился прямо в мою голову. — Ответьте же им, — повторил Эпстайн. Я исполнил его распоряжение. Для подобных опасных ситуаций мы с Ангелом и Луисом давно договорились об использовании особых знаковых слов. Но я не стал их применять, а просто успокоил помощников, сказав, что у меня все хорошо. Если бы я вызвал их сюда, началось бы форменное кровопролитие, и ущерб был бы непоправимым. Лучше подождать, посмотреть, к чему клонят эти парни. Я полагал, что Эпстайн не желает мне смерти, и осознавал, что не сделал ничего такого, что могло бы настроить его против меня. |