Книга Клон-кадр, страница 74 – Павел Тетерский

Еще нотабене: такой я люблю ее и сейчас. Такая толерантная пилюля. В данном случае толерантность — синоним трусости, о которой я несколько минут назад втирал журfuckовским парнягам с телекамерой: можно ее десять раз за собой признать, но ничего от этого не изменится. Но — стоп: вы все равно не поймете эту мою любовь. Кстати, не вздумайте ставить смайлики здесь или где-нибудь поблизости.

— У меня дела, — сказала жена Ролана Факинберга. — Честное слово, мне надо спешить. Может, проедешься со мной немного? Не хочется разбегаться вот так.

Конечно, не хочется. И конечно, я согласился. Я же говорю: для этой девчонки я был готов сделать абсолютно все. Все, что бы она ни попросила и чьей бы женой она ни была. Хоть самого дьявола.

Я плюхнулся на переднее сиденье «жука». Она завела мотор — он смешно застучал где-то сзади. Мировая легенда и культовый автомобиль… Почти так же стучит мотор «Запорожца».

Только в машине я вспомнил:

— А куда ты едешь? Мне нельзя отъезжать далеко. Мир тесен, и твой муж нанял меня за огромные деньги, чтобы я осветил в его прессе его же глобальное шоу. Которое, как ты, наверное, знаешь, начнется через полчаса.

Она вытащила из бардачка какие-то изящные дамские сигареты (в бытность со мной, подозреваю, она даже не знала об их существовании), чиркнула зажигалкой, затянулась. Дым вылетел в приоткрытое окно — смешался со стрекочущим ревом мотора и прочими прелестями часа пик.

— Ах, да, шоу. Ты как раз успеешь. Это здесь, недалеко. В центре.

— Кстати, если уж речь зашла о шоу твоего суженого, просвети, что и как. Я вообще не в курсах. Ни афиш, ни пиара в прессе. Никто ничего не знает.

— Да я и сама толком не в курсе. Не лезу в его дела.

— Не разрешает?

— Да нет… Мне просто неинтересно. У него скучные дела. Как и любой бизнес.

Провокация. Очередная. И в очередной раз я на нее ведусь:

— Слушай, но тогда… извини, это не мое дело, конечно, поэтому можешь просто послать меня на х… и не отвечать. Но: тебе с ним не скучно?

Она делает очередную затяжку и смотрит на дорогу, только (подчеркнуто) на дорогу, не на меня:

— Скучно. Но это с лихвой окупается.

Я беру паузу, наполовину умышленную, наполовину, как и все паузы, вызванную каким-то внутренним торможением и безысходностью. На сей раз (совершенно неожиданно — для меня, во всяком случае) ведется она:

— Я уже один раз вышла замуж за человека, с которым мне было не скучно. К чему это привело?

— К тому, что ты послала этого нескучного человека ради скучного.

— Нет, это привело к тому, что ему было скучно со мной. А уже потом я его послала. А тому, с кем я теперь, со мной не скучно. И я предпочитаю скучать сама, но не чувствовать себя обузой.

Один — один. Сразу же. За одну фразу. Один — ноль в ее пользу — это первая часть: я никогда, ни за что на свете не признался бы ей, что мне с ней не в кайф. Я бы скорее отрезал себе руку. Оказывается, она все понимала, а я даже не подозревал… А один — один — это заряд про то, что Ролану Факинбергу с ней весело. Ничего подобного. Он просто умеет притворяться лучше, чем я. Здесь даже не в ней дело — этому парню вообще ни с кем не бывает весело, ему может быть весело в обществе людей лишь настолько, насколько Гарри Каспарову может быть весело в обществе шахматных фигур.

Ролан Факинберг и люди: он просто переставляет их с одного поля на другое. Как пешки, которые, даже если становятся ферзями, все равно делают только то, что он им скажет (сравнивать людей с шахматными фигурами: банально, но красноречиво).

Пожалуй, общий счет все-таки не один — один, а два — ноль: факт, что он сумел скрыть то, что не смог скрыть я — гол в мои ворота, не в ее. А также: не в ворота Ролана Факинберга. Все, что остается мне, это вздохнуть с облегчением:

— Ну, слава богу. Я-то уж решил, что ты имела в виду: в материальном плане окупается.

— А что в этом плохого?

— Ничего. Просто ты никогда такой не была.

— А если бы стала?

— Мне было бы грустно. Вот и все. А для всех остальных шести миллиардов людей, составляющих население этого голубого шарика, не произошло бы ровным счетом ничего. Разве какой-нибудь наркоман в Бостоне… хотя нет, это не в тему.

Она (наконец-то) ненадолго перенесла взгляд от дороги на меня. Взгляд выражал: чуть ли не умиление. Ненавижу этот взгляд. Точно так же она смотрела на меня, когда я мыл посуду или вытирал пыль (звуковое сопровождение: воркующее, любовно-романтическое).

— И давно ты начал так изъясняться?

— Я так не изъясняюсь. Сию пошло-вычурную фразу я содрал у одного придурка, психа и наркомана. Только сегодня содрал. Точнее, одолжил. На время. Нравится тебе фраза?

Она качает головой:

— Не нравится. Вообще говно фраза. Полное.

Потом мы молчим. Не очень долго, но какое-то время. Периодически переглядываемся, хотя в основном смотрим на дорогу. На дороге — все как обычно. Москва, 2*** год, час пик. Открытые окна в случае отсутствия кондиционера, закрытые — в случае его наличия. В «жуке», разумеется, никаким кондиционером и не пахнет: оба боковых окна открыты на полную, впускают в тесную кабину выхлопной дым и звуки клаксонов извне.

Я не выдерживаю первым:

— Слушай, я очень хочу узнать. Опять-таки, ничего не подумай. Но: ты вообще довольна тем, что так все получилось?

Она какое-то время думает (или делает вид, что думает), потом бросает в противоположную от меня сторону так, что я почти не слышу:

— Трудно сказать. Наверное, да.

Пробка зависает уже окончательно — невооруженным глазом видно. Полный ноль движений как в нашу, так и в противоположную сторону. Когда вы стоите в пробке, вы всегда чувствуете, насколько она серьезна — независимо от того, на сколько метров вперед вы видите через лобовое стекло. Метафизика, конечно, но так оно и есть на самом деле.

Я подумал: хорошо, что мы попали в эту пробку, а она, видимо, что-то для себя решив, начала:

— Знаешь, я думаю, что такой разговор рано или поздно все равно должен у нас состояться, поэтому лучше, чтобы он состоялся раньше. Раз уж так получилось… такая встреча. Понимаешь, то, что было у меня с тобой и что у меня есть сейчас, — совершенно разные вещи…

— Я не имел в виду нас с тобой… — попытался вклиниться я (просто так, на автомате, чтобы отмазаться и перестраховаться, сам не веря в суть произносимого), но она отмахнулась от меня, как от насекомого:

— Нет, имел. Когда ты спросил меня, довольна ли я, ты имел в виду именно это. С кем мне лучше — с тобой или с ним.

Она улыбнулась:

— Ну я ведь женщина.

— Я понимаю.

Разумеется, она была на сто процентов права. Именно это я и имел в виду.