Онлайн книга «До чего ж оно все запоздало»
|
Сэмми вытащил кисет, извлек из него сигаретку. Здесь не курят. Я же не в здании. Да, но вы на территории. Но не в здании. Неважно, спрячьте. Сэмми прячет. Входить положено в дверь. … А вы прямо в ворота поперлись. Сэмми поворачивается к нему, жалея, что не может видеть ублюдка. Куда вы направляетесь? Вы из охраны? Куда направляетесь? В Инвалидку. Да, но в какое отделение? Для слепых. А, в глазное. Направление есть? Что вы сказали? У вас есть направление? Мне сказали прийти сюда. Я спрашиваю, есть у вас направление? – талдычит свое мужик, теперь он, похоже, подошел поближе. Я не знаю, говорит Сэмми. Карточку вы получили? Карточку? Если есть направление, должна быть карточка. Карточки мне не дали. Так, хорошо, направления нет. Тогда вам в неотложку. Как ваша фамилия? Сэмюэлс. Первая буква имени? С. Через минуту в руке у Сэмми оказывается карточка, а мужик говорит: поднимитесь на тротуар. Сэмми идет на голос, пока не ударяет палкой по бордюрному камню, поднимается. Отнесете карточку в неотложную. А где она? Значит, так: пойдете прямо, тридцать ярдов, там налево будет вращающаяся дверь. Как войдете в нее, справа приемное отделение. Отдадите им карточку. При ходьбе держитесь внутренней стороны тротуара. И в следующий раз проходите через дверь. Сэмми шмыгает носом и говорит: Так я же слепой, я ее не увидел. Хорошо, ладно, но в следующий раз… Извините, я ее просто не видел. Ладно-ладно, идите. Я же слепой, понимаете, я не могу ее увидеть. … Я же не знал. Ладно, хорошо, идите. Точно говорю, я слепой, ну и не увидел ее, дверь, значит, потому и пошел в ворота… Сэмми сжимает палку. Слышны какие-то шаги, то ли это охранник отходит, то ли еще кто. Я очень извиняюсь, говорит он, очень, очень извиняюсь. Да идите же вы. Сэмми улыбается. Ублюдок хлебаный. Ладно. Он трогается с места. Чек обналичен, башли в кармане. И он уже здесь. Отлично. Надо было шаги посчитать. Ну, не важно, не важно. Скрипучий, визгливый шум. Осторожнее! кричит кто-то. Сэмми замер на месте. Шум проследовал мимо. Он шел и шел, пока не дошел до стены и не услышал какое-то шипение. Автоматическая дверь. Пройдя через нее, почувствовал: воздух тут совсем другой, и под ногами все иначе, полы, постукал по ним, попал по чему-то твердому. Извините, сказал он, я слепой, ищу отделение неотложной помощи, вы не могли бы сказать мне, куда идти. Не ответили, похоже, тут и нет никого. Пошел дальше. Хотя какое-то бормотание слышится, он, на хер, расслышал его, бормотание. Снова остановился. Простите, сказал он, э-э… я слепой и э-э, хотел бы Бурчат-то за спиной. Он повернулся и сказал: Я ищу отделение неотложной помощи. Вы уже в нем, ответил женский голос. А, хорошо. Очередь там, сзади вас. А у вас нет отдельной приемной для слепых? Мне нужно в отделение для незрячих. Не знаю. Как-то недружелюбно она это сказала. Сэмми пожимает плечами. Отходит налево. Бормотание нарастает. Это очередь? спрашивает он. … Эй, поставьте меня кто-нибудь в конец очереди. Он прямо перед вами. Сэмми тычет палкой и нашаривает ее, скамью, значит. Долбаная жизнь, друг. Вздыхает. Воняет чем-то; застарелым потом, обычное дело. А, ладно, все равно ведь ни хрена не известно, сколько он тут просидит. Так что и дергаться нечего. Очередь двигалась шаг за шагом, когда кто-нибудь отходил от стола, все переползали вперед, заполняя возникшую пустоту. Сэмми спел про себя пару песенок, но этого занятия надолго не хватило, и вдруг поймал себя на том, что думает об отце – ни с того, ни с сего, без всякой причины. А там и о маме. Он просто видел их двоих, вместе; как будто они прямо тут. Казалось, все это было так давно. Целую жизнь назад, в юные годы; хрен знает что, друг. Рано или поздно он тоже помрет. И тогда его мальчишка будет вот так же думать, думать о Сэмми. Какого хрена. Жуть, просто долбаная жуть. Он ее уже много лет как не видел, бывшую-то свою, мать мальчишки. В памяти она оставалась прежней, двадцатилетней девчонкой. Хотя они почти ровесники. Отец с ней знаком не был, и о Питере ничего не узнал, о малыше, ни хера о нем не знал, помер еще до его рождения. Позор, да и только. Как подумаешь об этом, тоска берет. Исус всемогущий, и мама тоже; как она сидела с малышом на коленях; Сэмми помнил, какое странное у нее было лицо. Мать-перемать, хрен знает сколько лет назад, хрен знает сколько… Где-то поблизости разговаривали. Молодой парень громко рассказывал о какой-то драке, сквернословил вовсю, чтобы все поняли, какой он крутой, как круто приходится людям там, откуда он родом. Тут ты подумал о тех, кто сидит рядом, о том, что он все про них, на хер, знает, о том, каково им приходится в жизни. И тебе стало смешно; этот молодчик, будь у него хоть немного долбаных мозгов, чтобы задуматься об этом, об окружающих людях, ни хрена бы так не горланил. Одну вещь ты затвердил накрепко; всегда отыщется человек, которому хуже, чем тебе. В крытке таких было навалом, горлопанов. Сначала раздражали, но потом ты переставал на них злиться; в общем-то, ты их даже жалел, их болтовня просто показывала, до чего же многому им еще предстоит научиться. А некоторые из них так ничему научиться и не успели, ублюдки несчастные. В конце концов, подошла его очередь, он отдал карточку, назвал свой адрес, сообщил нужные сведения. Глазное отделение на пятом этаже, надо подняться на лифте. Он сказал: Никто не покажет мне, где это? За спиной Сэмми кто-то зашебуршился, рука взяла его за запястье: Я вас провожу, произнес женский голос. И она повела его за собой. Сэмми понимал, что может отдавить ей пятки, и потому топал мелкими шажками. Рука женщины сместилась. Теперь она тянула его за рукав. Ему стало неудобно. Лучше бы она отпустила его, он бы и сам справился. А сегодня вроде потеплее, сказал он. Да… Тут она остановилась, выпустила рукав, и Сэмми услышал, как она нажимает кнопку. Идет, сказала женщина. Двери, погромыхивая, отворились, женщина подтолкнула его в плечо; он вошел в лифт, услышал, как она нажала внутри кнопку, и торопливо выскочила наружу. Двери закрылись. Лифт пошел вверх. Охеренно мило! сказал он. И кашлянул, словно бы прочищая горло. Это он вроде как пояснил, почему говорит так громко. Он знал, что в лифте никого нет, но, может, его прослушивают, на хер, или тут телекамера установлена, очень даже может быть. И тот самый мудак из охраны прямо сию минуту сидит себе и пялится на него, посмеивается над тем, что Сэмми заговорил, а говорить-то и не с кем. Да и хрен с тобой, сказал Сэмми и повертел туда-сюда головой. Хрен с тобой. |