
Онлайн книга «Испепеляющий ад»
— Ранение в голову. Николай Николаевич почти все время без памяти. — Жаль. И весьма. Но в чем именно его поручение? — Среди бумаг, которые вам оставил Константин Константинович… Постовский прервал Шорохова: — Не трудитесь продолжать. Он махнул рукой. Казачий офицер вышел из комнаты. Постовский проговорил: — Этот вопрос мной детально обсужден с господином Мануковым. — Господин Мануков ранен. — Уже сказал: сожалею. — Он просил передать вам его беспокойство. — И по какому поводу? — В случае вашего отъезда за границу известные вам документы могут оказаться утрачены. — Утрачены? Каким образом? — Скажем, могут быть изъяты таможенной службой страны, куда вы пожелаете въехать. — У казачьего генерала? — Объявят пропагандистскими материалами, назовут параграф слбной инструкции. Вы это проверите? Сможете что-либо доказать? Отстоять свои права? — Что же по суждению господина Манукова следует сделать? — До его выздоровления передать документы Американской военной миссии на сохранение, либо для пересылки в другую страну по вашему выбору. — Но где гарантия? — спросил Постовский после длительного молчания. — Простите, чего? — Что вы от господина Манукова. — В данный момент — мое честное слово. — Недостаточно. — А что в этом смысле ваше высокопревосходительство удовлетворит? — Официальное письмо миссии. Притом пакет будет мной опечатан. Вскрыть его в дальнейшем тоже могу только я, — Постовский встал. — И торопитесь. Вскоре я отбываю. * * * Выйдя из гостиницы, Шорохов едва не столкнулся с Михаилом Михайловичем. Впечатление было такое, что он его поджидал. И теперь намеренно шагнул навстречу. Мелькнула мысль: "Свернуть, будто я его не заметил. Но лучше ли это?" А Михаил Михайлович тянул к нему руку: — Здравствуйте, дорогулечка. Только горы не сходятся. И давно ли вы в столице Черноморской губернии? Я в ней бог знает сколько дней. Живу, конечно, не в самых роскошных апартаментах, но устроен вполне прилично. Полагаю, вы домой сейчас. Даже знаю куда: на Слепцовскую. Приятная улица. С удовольствием провожу, — подхватив Шорохова под руку, он повел его по мостовой, ловко лавируя в заполнявшей ее разнородной толпе и говоря с тихим смехом. — Чудеснейший, замечательный, но поскольку вы квартируете не в этой гостинице, значит, вы у кого-то в ней были. Если у дамы, я — пас. Для меня это тема святая. Но вы и вчера приходили сюда, не правда ли? Даже скажу: справлялись о генерале Постовском. И сегодня у него побывали. Не так ли? Два визита подряд в одно и то же место! Это приводит меня к очень важному выводу. Его от вас я не скрою. В порядке взаимности, надеюсь, вы тоже будете со мной откровенны. Он что-то еще говорил в таком же насмешливом духе. Шорохов в смысл его слов не вникал. "В миссию самому мне с этим делом обращаться нельзя, — думал он. — Я для них, как агент больше не существую. Единственный путь: делать письмо через кого-то другого. К Постовскому пойти самому". И далее, в продолжение всего их пути по городу, Шорохов думал об этом. Любыми путями получить бумаги, потом — в горы, к «зеленым». Обман? Есть дела, к которым такое слово не применимо. — О-о, — пропел Михаил Михайлович. — Настоящая крепость. Они стояли у крыльца арендованного Шороховым дома. Вошли. За порогом входной двери Михаил Михайлович остановился: — Простите, роднейший, но ваши покои я обследую когда-нибудь в другой раз, хотя понимаю тщеславное чувство владельца. Несколько слов, и я вас покину. Шорохов сказал: — Знаете, Михаил Михайлович, за что я люблю торговое дело? — Еще бы! Вы на нем наживаетесь. — Там всякий дельный разговор состоит из двух вопросов и одного ответа. Вопросы: "Почем? Сколько?" Ответ: "Беру — не беру". У нас с вами все время какой-то крутеж. Хотите знать, зачем я был у Постовского? Так и спросите. — И вы ответите, мой чудеснейший? — Отвечу: интересовался бумагами, которые генералом обещаны Николаю Николаевичу. Сам он придти за ними не может. Это я и должен был сообщить генералу. — Молодчиночка! — воскликнул Михаил Михайлович. — И что сказал генерал? Откровенничайте до конца. — Согласен до выздоровления Николая Николаевича, в обмен на письмо Американской миссии, передать ей эти бумаги на сохранение. — Миссия вас уполномочила говорить об этом с генералом? — Меня уполномочил Николай Николаевич, когда мы вместе с вами в последний раз у него были. — Да, да, — удовлетворенно подтвердил Михаил Михайлович. — Это я помню. Вы уединялись. Но что нужно вам от меня? Что-то ведь нужно! Иначе бы вы со мной об этом не заговорили. — Помогите в ближайший день или два получить такое письмо. Причем: письмо получаете вы, к генералу с ним иду я. Ни с кем другим он дела иметь не пожелает. И, конечно, услуга за услугу. В долгу я не останусь. — Но вы же сами агент этой миссии. — В этом деле я компаньон Николая Николаевича… Ваша услуга — ему. А его возможности вам прекрасно известны. В накладе не останетесь. — Какой же вы негодяй, мой милейший, — Михаил Михайлович смотрел на Шорохова восхищенно. — Желаете заиметь письмо миссии, и чтобы она об этом не знала. Совсем как в том анекдоте, где жена говорит мужу, увидевшему, что в окно выпрыгивает любовник: "Милый, если ты меня любишь, то поверишь мне, а не своим глазам". Неожиданно он заметался по лестнице, идущей на второй этаж. То взбегал по ней, то спускался до самого низа, к площадке, на которой стоял Шорохов. Обе руки он держал в карманах своей чиновничьей, зеленой шинели. Что там у него было? Пистолет, из которого он стрелял в Манукова? А что если и в Буринца? В Чиликина?.. Отступив к входной двери, Шорохов прислонился к ней спиной. И тут почувствовал, что снаружи в дверь колотят. Потому, может, Михаил Михайлович и метался по лестничным ступеням, что услышал это раньше его? Не поворачиваясь спиной к Михаилу Михайловичу, Шорохов отодвинул засов. На крыльце стоял "Федор Иванович". — Невыигрышная роль у вас, дорогушечка, — зло проговорил Михаил Михайлович. — Как и вообще в жизни. И не считайте, что сообщили мне нечто такое, о чем я прежде не знал. Оттолкнув Шорохова, он сбежал с крыльца. Глядя ему вслед. "Федор Иванович" произнес: — Леонтий Артамонович, вас вызывает глава миссии. * * * С этим человеком Шорохов встретился впервые. Лет пятидесяти, бритый, в мундире защитного цвета. Стояли они все трое у входа в его кабинет. Какое-то недолгое время генерал Хаскель смотрел на Шорохова скорей равнодушно, чем испытующе, потом по-русски обратился к "Федору Ивановичу": |