
Онлайн книга «Опрокинутый рейд»
— Крепко же, — Мануков потирал подбородок. — И будь проклято, тяпнул сам себя за язык, дьявол его побери! «Но почему для твоих торговых дел так это важно, — думал, глядя перед собой, Шорохов, — захватили мамонтовцы или не захватили штаб?» В Козлов они въехали в четвертом часу дня. Колеса экипажа прогремели по настилу моста через реку Лесной Воронеж. Слева и справа потянулись деревянные и кирпичные домишки. Из дворов через тесовые заборы переваливали на улицу свою красно-зеленую кипень кусты бузины. Нигде не было ни души. Шорохов успел подумать: «Да не вранье ли, что в Козлове казаки?» — Чувствуете? — спросил Мануков. — Горелая крупа. Воздух был дымным, Шорохов это уже заметил, как и то, что в окошках домов, мимо которых проезжал экипаж, были выставлены иконы. — Гони! — Мануков кулаком толкнул кучера в спину и обернулся к Шорохову:- Слышите благовест? Еще бы! Сквозь стук копыт и колесный грохот прорывалось гудение колоколов. Мануков протянул руку вперед: — К соборам! Но экипаж Варенцова и Нечипоренко обогнал их и свернул в размытый дождями узкий проулок. — Назад! — Мануков грозил кулаком. — Что там делать? Однако и кучер их экипажа правил туда же. В проулке Шорохов увидел толпу. Это были первые люди, которые ему встретились в городе. Они обступали один из домишек с выбитыми стеклами и сорванной с петель входной дверью. Какое-то тряпье летело из окон. Погром! Он оглянулся на Манукова. Держась за поручни, тот стоял в торжественной позе. — Народ, который собственными руками творит историю, — голос его был до визга высок. — Сюда бы сейчас господ, которые не верят, что Россия очнется от большевистского угара!.. В бешеной скачке остались позади одна, вторая, третья улица — тоже пустынные, но теперь Шорохов знал: затаившиеся. Еще один поворот — экипажи остановились. Лошади были в мыле. Пена свисала с их морд, бока дымились. Шорохов огляделся: улочка тихая, заросшая травой. Подбежал Нечипоренко: — Приехали. Не спеша подошел Варенцов, указал на ближайшие ворота: — Родня. Еще по первой жене. Дом был шестиоконный, кирпичный, с железной крышей. На окнах — глухие ставни, отброшена лишь одна створка. К стеклу там тоже притиснут иконный лик. Значит, жили здесь люди не только с достатком, но и благонамеренные, в белоказацком духе. Впрочем, куда еще они и могли приехать? Шорохов и Мануков тоже вышли из экипажа. — Стоит ли? — спросил Мануков. — Не лучше ли сразу в гостиницу? Тут есть такая — «Гранд-отель»! Как в Париже. Варенцов указал на кучера, все еще сидевшего на передке: — Так ведь им никакой команды не дали, а соваться без этого… Знакомая дорога короче. — Тогда, друзья мои, — заявил Мануков, — до свидания. С обедом и ужином не ждите. Сейчас это не главное. Деловым шагом он направился в сторону тягучего колокольного звона. Ворота открыли не сразу. Варенцов и Нечипоренко долго стучали. Потом начались переговоры сквозь забор. Наконец въехали в просторный, заросший нетоптаной травою двор. Самого хозяина дома не было. Варвара Петровна, его жена, высокая толстая женщина лет пятидесяти, в подпоясанном махровым полотенцем ватном халате, простоволосая, круглолицая, Варенцова приветствовала радушно: — Родной! Дорогой!.. Уж не чаяла, не ждала… — Сам-то где? — спросил он, когда Варвара Петровна в конце концов поприутихла. — Знаешь ведь, знаешь! — Ушли! Ушли! — по-прежнему в полную силу голоса ответила Варвара Петровна. — На старое у нас повернуло, слава тебе, господи. Митрофан Степанович часок назад забегали, сказали: они теперь у городского головы в помощниках, у господина Калмыкова. Такой уважаемый человек… Они и сейчас там, в управе. Нечипоренко во весь размах руки перекрестился: — Управа! Не чертовы Советы, прости меня, боже, за прегрешенье. Шорохов взглянул на Варвару Петровну: — Где это? — И раньше где было, голубчики вы мои, в дому своем на Московской… Красивый такой домина, сердце радуется. Спросите дорогу, любой покажет. — Зачем спрашивать, — сказал Варенцов. — Я и так найду. Они вошли в дом. Комнатки были крошечные, заставленные фикусами в горшках и кадках. Пол покрывали дорожки из рядна. Вдоль стен стояли лысые плюшевые диваны. — Пойдемте в управу, — предложил Шорохов. Лицо Варвары Петровны покрылось красными пятнами: — С дороги-то? Родные! Перекусить? Чайку? Притомились, протряслись. Варенцов поддержал его: — Главное — отыскать Митрофана. Как-никак, а крючок. — Чем он торгует? — спросил Шорохов, когда через четверть часа они вышли на улицу. — Маклерство, заклады-перезаклады, — Варенцов пренебрежительно махнул рукой. — Пустой человек. Я, бывало, посмеивался: «С тобой, Митрофан, тонуть хорошо. Весело будет. С песнями». Он на это: «Чего откладывать? Давай хоть сегодня». • • На центральной улице Козлова — Московской — дома были в два, в три этажа, каменные, с затейливыми крылечками. Почти возле каждого стояла небольшая толпа. Мужчины в сюртуках, зеленых и синих чиновничьих и военных мундирах, пышно разодетые дамы, чистенькие мальчики и девочки в матросках, девушки в легких изящных платьицах. «Недобитая сволочь», — косился на них Шорохов. Из калитки саженях в пятидесяти впереди них выбежал человек в черном пиджаке. Тотчас будто электрическим током пронизало всю разодетую публику. Пальцы рук, острия разноцветных зонтов пришли в движение, уставились на этого человека. Еще мгновение — мальчишки, а потом и мужчины, дамы с криками: «Большевик! Комиссар!»- кинулись вслед за ним, на бегу подбирая комья засохшей грязи. Уже бежали и навстречу этому человеку. Он остановился у одной из калиток, толкнул ее. Калитка не поддалась. Его обступили. Беспомощно улыбаясь, он что-то говорил. Хотя от Шорохова это было саженях в ста, он отчетливо видел бледные губы этого человека, русую бородку, широко раскрытые глаза. Видел, как камень ударил его по лицу. И вот уже на том месте, где только что стоял человек, грудилась в ярости колышущаяся толпа… • • У входа в здание городской управы Варенцов жестом отстранил со своего пути стоявших здесь молодых людей в офицерских кителях без погон, с белыми повязками на рукаве. В его движениях, выражении лица было нечто такое, что внушило почтение и этим стражам нового порядка, и тем, которые потом встречались на лестничных маршах. |