Онлайн книга «Опрокинутый рейд»
|
Он взглянул на Павлушу. Ждет. Ах да! Просится в Англию. Глуп настолько, что его, российского заводского пролетария, принял за иностранца. — Я, Павлуша, ваши чувства вполне разделяю. Они вам делают честь. Вы… Как бы это сказать, — Шорохов говорил медленно, с осторожностью подбирая слова. — Вы человек благородный. Устремления ваши прекрасны. Но… Но поездка наша в самом начале. — Хорошо, — еле слышно отозвался Павлуша. — Буду ждать. Хоть целый год. Я готов. Только, пожалуйста, не забудьте. — Что вы, — воскликнул Шорохов. — Какой же год! Недели три, ну, может, четыре. — Так быстро? — Вы правы, — согласился Шорохов. — Время проходит быстро. Но уже в ближайшие дни нам, возможно, потребуется офицер для связи. Тогда я предложу откомандировать вас в наше распоряжение. Однако и у меня к вам просьба. Ваш есаул допустил большую ошибку. Вы понимаете, о чем идет речь? — Сам он мне ничего не говорил, — побелевшими губами прошептал Павлуша. — Они между собой. С командиром полка. Как самый большой секрет… Только, бога ради, не подумайте, что я подслушивал! Такую низость я никогда себе не позволю. Они не знали, что меня учили французскому языку. Думали, будто я такой же, как и всякий простой казак. — Дело однако идет о серьезном проступке. Если вы еще хотя бы с кем-то об этом заговорите и мне о таком разговоре станет известно… — Что вы, — Павлуша прижал руки к груди и сплел пальцы. — Скорее умру. Я только вам. И только потому, что вы тут самый порядочный человек. Честное слово… Здесь такие грубые люди. А ведь я почти закончил гимназический курс… Сначала я хотел обратиться к господину Манукову, он просто отказался со мной говорить. И сейчас я не понимаю того, что происходит. Господин Варенцов не желает сидеть с господином Мануковым за одним столом. Это так странно… Шорохову надо было как можно скорее остаться в одиночестве и все хорошенько обдумать. — Мы, Павлуша, — сказал он, — обо всем с вами договорились. Единственное, что теперь надо: взаимно не терять друг друга из виду. Ну и ждать. — Я понимаю, — почти беззвучно ответил Павлуша и отошел. Шорохов поскорее завернул за угол дома, опустился на знакомую завалинку. Меньше всего сейчас хотелось встречи с кем-нибудь из компаньонов. Прежде надо было освоиться с мыслью о новом качестве Манукова. Теперь становилась понятна осторожность, с которой тот приглядывался к нему до отъезда. К Варенцову и Нечипаренко тоже, наверно, подходил с недоверием, как бы случайно, оставляя за собой право выбора. Вроде бы только через знакомство с варенцовскои дочкой. И если вправду его фамилия Мануков, то с Николенькой Мануковым они его просто спутали. И винить тут следовало самого Варенцова: уж очень хотелось ему, чтобы спасителем дочери оказался наследник всего мануковского дела Впрочем, и этот-то Мануков был не беден. Куда там! «Связной приходил одиннадцать дней назад, — подумал он. — Целых одиннадцать! Вечная мука ожидания!..» • • • Из шороховской записи: «.. В батареях англ. оруд. снаряды всегда. Подвоз морем. От него же: из разговора команд. 63 полка с главн. комендантом Козлова Сизовым — в Козлове в наст. вр. 200 казаков для охраны канц. коменд. Оборона города возлож. на отр. вооруж. буржуазии. Тамбов был оставлен через 3 дня. На ст. Пушкари взорвано сто тыс. снарядов. Среди офиц. слух о скором приб. на донск. фронт англ. кав. Он же: случайно подслушал разгов. есаула Корниенко с ком. 63 п., что нашу четверку считают секретными агентами Англии. Варен., Нечипор. исключаются. Мануков — несомненно. Сужу по его поведению. Прямых данных нет. Его цель — оценка использ. помощи Запада, успешности внутр. полит. Мамонт…» • • • — … А мне невыгодно, — сказал Калмыков, председатель Козловской городской управы, помещик, владелец мельниц, мучных и зерновых складов, некогда большевиками отобранных и теперь ему возвращенных, мужчина вальяжный, всей внешностью похожий на английского аристократа и даже женатый на англичанке. — Мне только что управляющий битый час толковал, — он протянул Сизову конторскую книгу в лакированном, под мрамор, переплете. — Цены на дрова, на дрожжи, на соль, на воду — да, и на воду, представьте себе — такие, что… Мука — это вообще товар по цене золота. — Но в день вступления корпуса на козловском базаре мешок муки шел по сто рублей. Многие ее достаточно запасли. — А теперь пуд дешевле чем за полторы тысячи не купить. Пуд! При такой цене фунт пшеничного хлеба будет обходиться в сорок рублей. Это еще без какой-либо прибыли. Но и она должна быть. Пусть не такая значительная, но все же… Сизов, в кабинете которого происходил этот разговор, возмущенно поднялся из-за письменного стола: — Что такое вы говорите? До нашего прихода большевики тут продавали хлеб по рубль тридцать копеек. — Пшеничный. Ржаной так и по рублю четыре копейки за фунт, — с усмешкой ответил Калмыков. — Было установлено декретом. — Вот видите. — Но и громадные убытки на каждом фунте несли. — И чем-то они их покрывали? — Тем, что мужик по твердой цене им зерно продавал. Продразверстка! Слышали такое слово? Контрибуцию накладывали на того, кто побогаче. Что ни о какой прибыли на хлебной торговле не помышляли. Вообще в этом вопросе ни с какими затратами не считались. Да и продавали они такой хлеб лишь тем, кому паек выдавался. По талонам. — Послушайте! Вы же не только фабрикант, вы городской голова. Мы тоже не намерены требовать, чтобы хлеб по низкой цене продавался всем. Но служащему вашей же управы — нужно, чиновнику почты, врачу больницы — нужно. Да и если такого хлеба в продаже нисколько не будет, что станет с базарными ценами? — Э-э, куда вас занесло. — Вы можете созвать в городской управе промышленников? — Могу. Но бесполезно. И они скажут: «Не будем. Невыгодно». И я подтвержу: «Невыгодно». Сейчас любой товар каждый день дорожает. И как! А займись производством? Того нет, другого. Цены на любой сырой товар бешеные. Всякий торговец за три дня на простой перепродаже в несколько раз больше возьмет. Чего же морочиться? Да и какое дело вообще можно сейчас на целый год рассчитывать? В этом — то вы себе отчет отдаете? Сизов перевел дух и лишь тогда спросил: — Но вы-то, вы знаете, на чем господин Керенский власти лишился? — Это не простой вопрос. — Нет, простой. На том, что в Петрограде в его распоряжении хлеба осталось всего на полдня. Хлеб-то был! Да вот так же по амбарам да складам у господ спекулянтов. — О господи! Что такое вы мне говорите? — Да-да, из-за того самого и государь наш лишился трона. Февральские беспорядки с хлебных бунтов начались, не забывайте! Калмыков удивленно взглянул на Сизова: — Вы чего хотите? Чтобы предприниматель, как и при большевиках, разорялся? Комиссары знаете как говорили? «Немедленно открывай производство, а то фабрику совсем отберем». Опасно, господин Сизов, очень опасно, что и вы таким образом рассуждаете. Для нашего с вами единения это опасно. А промышленников соберем, почему не собрать? |