Онлайн книга «Опрокинутый рейд»
|
— Здесь? В этом городе?.. Слишком он мал. Это в Одессе… Там такие магазины на каждом углу. — У меня, знаете, беда: сломались очки, — продолжала она с едва приметным лукавством. — С самого Екатеринослава нигде не могу починить. Непроизвольно он прижал ладонь к груди: — Наконец-то! «Поздороваться за руку? — подумал он. — Ведь можно! Товарищ, встречи с которым пришлось столько времени ждать! Однако опять — Мануков! Если он сейчас это видит? Как объяснить потом? Только заговорил с дивчиной и сразу взял за руку? Не слишком ли быстро?.. Случайно встретил знакомую? Уж так ли случайно?.. Может, он нарочно оставил меня одного, чтобы со стороны последить? Разве иначе было в гостиной у Нечипоренко?» Еще более наклонив голову, Шорохов тихо сказал: — Молодчина, что отыскала. Связная ничего не ответила. — Долго будешь в Ельце? — спросил он. — Может, встретимся еще раз? — Нет. Иду дальше. Неторопливым движением он достал из бокового кармана пиджака портсигар, переложил его в карман брюк, попутно нажав в нем секретную кнопку, чтобы уже там, в кармане, откинулась фальшивая стенка и можно было взять сложенную гармошкой бумажную ленту сводки. Затем он прижал этот крошечный плоский пакет к поверхности перил, не глядя, сдвинул руку к связной. Почувствовал легкое прикосновение. Убрал руку. Делая вид, что поправляет воротник блузки, связная спрятала пакетик на груди. Теперь расходиться. И как же не хотелось этого! Опять пребывать в одиночестве. За улыбкой прятать презрение, за равнодушием ненависть. И потом — такая дивчина! Век бы смотреть на нее. Шорохов скучающе поглядел на собор: возле него все те же женщины, дети, мужики. Народ случайный. Снизу, из часовни, доносится: -.. И тогда было сказано святым отцом: «Бысть же сие путное шествие печально и унывливо бяше бо пустынно зело всюду, небе бо видети тамо ничтоже, ни града, ни села, еще бо и быша древле грады красны». Очень, очень спокойно он обернулся. Связной рядом уже не было. Спустилась в часовню? Да и была ли вообще? Но сводки у него больше нет, его рука еще помнит недавнее прикосновение руки связной. Доброго пути, товарищ! Некоторое время Шорохов стоял, облокотившись на перила. Хотелось, чтобы скорей пришел Мануков. Если он и действительно следил за ними, по его поведению станет ясно, заметил он что-либо или нет. Впрочем, чего ради здесь еще оставаться? То, что Шорохов освободился от сводки, наполнило его необыкновенной энергией. Дело сделано. При нем никаких улик. Прекрасно! • • В доме, едва перешагнув порог, Шорохов наткнулся на Нечипоренко. Вернее, тот налетел на него, словно подкарауливал, схватил за руку, увлек в свою комнату, плотно закрыл дверь и тогда лишь проговорил: — Фотия зарезали. — Как? — вырвалось у Шорохова. — Кто? — Я-то откуда знаю! — шепотом прокричал Нечипоренко. Он выволок из-под кровати корзину, заменявшую ему оставленный в поезде баул, начал запихивать в нее разбросанные по столу, стульям, кровати рубашки, платки, связки каких-то бумажек. — Все! Все! — повторял он. — С меня хватит. «Странно, — подумал Шорохов, — что он занялся сборами только сейчас, после моего прихода. Специально чтобы это бросилось мне в глаза?»- и спросил: — Где он? — В лазарет повезли. — И как это было? — Крик во дворе услышал, выбежал — Фотий в крови лежит. Хочет подняться, а голова набок. Я и сам закричал… Все! Теперь — все! — А где был тогда Мануков? Нечипоренко на цыпочках подбежал к нему, поднес палец к губам: — Тут он был, в доме. «Но мы же вместе ходили, — усомнился Шорохов. — Или все это произошло, пока я стоял у часовни?» Нечипоренко начал перетягивать корзину бечевкой. — Свинье не до поросят, когда ее палят, — говорил он при этом. — К бисову батьке! Останешься, и тебя зарежут. Либо застрелят. Ты молодой, не понимаешь. Особенно бойся ростовского. Фотий мне про него говорил. С минуту потом он из-за занавески приглядывался к чему-то на улице, схватил корзину и вышел из комнаты. «Лихо ты, лихо мое», — подумал Шорохов. Манукова он увидел из окна своей комнаты, когда тот еще только подходил к дому. По стуку входной двери, по звуку шагов отметил, что он миновал переднюю, прошел по коридору. Минуты через три послышалось: — Можно? — Да-да, бога ради. Мануков вошел. В одежде, закинув руки за голову, Шорохов лежал на кровати поверх покрывала. — Вы давно дома? — спросил Мануков. — С час. — А где Христофор Андреевич? — Не знаю. — Странно. В комнате его нет. И вещи куда-то девались. — Не знаю, — повторил Шорохов. — Как вернулся, ни он, ни Фотий Фомич на глаза мне не попадались. — Фотия Фомича и не может быть, — сухо отозвался Мануков. — Он в лазарете. — Где? — Шорохов сел на кровати. — Что вы говорите? — С ним плохо, — Мануков внимательно смотрел на Шорохова. — Какой-то субъект полоснул по горлу ножом. Пьяный либо сумасшедший. Пока не понять. Может быть, сразу то и другое. — Но где? — На улице. Возле нашего дома! — И когда? — Мы с вами в это время разгуливали. — Он жив? — Пока — да. Я был в лазарете. Врачи обещали сделать что смогут, хотя не скрывают: положение безнадежное, — Мануков возмущенно оглянулся. — Но куда все же подевался этот идиот? Схватился и побежал на Дон? Наивная простота! По пути сто раз подшибут, как рябчика. Шорохов продолжал сидеть на кровати. Эх, Фотий Фомич! Осиротели дети твои и все капиталы. Очень уж гнался за гроши богатство приобрести. Боялся, что в России наконец установится законная власть. Она-то все равно будет совсем не такой, какую ты ожидал. И как тебя под этот нож подвело? — Вы слышите, что я говорю? — Мануков стоял перед ним. — Очнитесь. Идет война. Должны бы привыкнуть… Вот мое предложение: мы с вами едем в Москву. Отсюда это четыреста верст. Такое расстояние не должно вас пугать. Уже проехали больше. В Москву. Вы поняли? В Москву. От растерянности Шорохов спросил первое, что пришло на ум: — Как же Фотий Фомич? — Какая связь? Лежит без памяти. Чем мы ему поможем? Хорошо, если дотянет до утра. — Погодите, — до Шорохова и действительно только теперь дошел смысл мануковского предложения. — Это же к красным. — Боже мой! Три дня назад вы уже были на их территории. И что с вами произошло? Нас, правда, там едва не прикончили, но большевики тут при чем? Уж кто-кто… |