
Онлайн книга «Зенитная цитадель "Не тронь меня!"»
— Ишь, шлюха, вынюхивает. Высматривает. — Не боись: она и укусить может! Тотчас объявили боевую тревогу. На аэродроме заклубились столбы красной пыли. Взлетев с аэродрома, метрах в трехстах над палубой плавбатареи пронеслись два наших истребителя. До чего же радостно видеть на крылышках красные звезды! Слезы радости застилали наводчикам глаза. Их смахивали рукавами, не стыдились. Нет, здесь жить и воевать можно. Здесь веселее! Соколы в случае чего поддержат! «Рама», не дожидаясь приближения к ней «яков», повернула на обратный курс. — Нас-то она наверняка засекла… — сказал вслух старшина Бойченко. Широкоскулое лицо его было непроницаемо-спокойным. Мошенский кивнул. Да, пожалуй… — Товарищ командир! — обратился Бойченко к Мошенскому. — А может, не будем ждать, пока рельеф дна по картам сверят? Давайте я поговорю с хлопцами, мы поднырнем, проверим, глубина-то метров пять, не больше… — Что вы, старшина! Что вы! — В голосе Мошенского прозвучало удивление и даже некоторая растерянность. — Какое может быть ныряние в такое холодное время года и в такую погоду?! — Товарищ командир, да разве это холод?! Когда на торпедных служил, мы не такие души принимали! А эта погода — курорт! Почти лето. Разрешите? Мошенский молчал. Конечно, соблазнительно — с бортов замерить глубину ручным лотом, а потом под днищем проверить дно и ровно сесть. Но ведь людям нырять в холодную воду! Лейтенант Даньшин предложил: — Давайте у доктора спросим, как с медицинской точки зрения… Военфельдшер Борис Язвинский, или, как его между собою звали лейтенанты, «доктор Боря», находился как раз неподалеку, на палубе. — Товарищ Язвинский! — позвал его Мошенский. — Поднимитесь на мостик. Доктор выслушал Мошенского, подумал и уверенно ответил: — Думаю, что можно, товарищ командир. Во всяком случае, ему, Бойченко. Он, насколько мне известно, старый морж. Бойченко только и ждал этого: — Так точно, доктор. Морж. В ледяной воде купался, а в этой как-нибудь… — «Как-нибудь» не пойдет. Обтереться вазелином и кратковременно… Думаю, товарищ командир, двоих-троих здоровяков отберем, — подытожил Язвинский. — Если только добровольцев… — согласился Мошенский. Вскоре четверо добровольцев — Михаил Бойченко, Костя Румянцев, Иван Филатов, Алексей Рютин, раздевшись в рубке до трусов, усердно и весело растирались вазелином. — Да зря эту пакость на себя мажем! — прогудел, растирая волосатую грудь, Иван Филатов. — Подумаешь, дело — нырнуть, дно ощупать… Не в прорубь же прыгаем… — Ой, тише, доктор! Ой, ласкотно! Леша Рютин, как мальчишка, вывернулся, выскользнул из быстрых рук Язвинского и стал растираться сам: боялся щекотки. — Самое главное, Борис Казимирович, вы нам после «купания» по стопарику спиртика поднесите. Для согрева изнутри! — попросил Костя Румянцев. Язвинский пообещал. — Ну, о чем тогда речь! Пошли, хлопцы! — заторопился Румянцев. Боцман и лейтенант Даньшин замерили глубину по обоим бортам. Она оказалась ровной, по пять метров. Мошенский, выслушав их доклад, задумался. Зачем посылать «ныряльщиков» — дно ровное и, наверное, чистое. Настойчивость самих «ныряльщиков» решила дело. — Добро, — махнул рукой Мошенский. — Только, Бойченко, попрошу быть внимательнее. По два нырочка, не больше, и не заблудитесь под днищем: вода-то мутная… — Не беспокойтесь, товарищ командир! — «Ныряльщики» зашлепали босиком по трапу. Впереди всех — невысокого росточка, шустрый Румянцев. Обследовав грунт, «ныряльщики» сообщили, что под «Квадратом» дно сравнительно чистое и ровное. При этом Румянцев, пряча за спину порезанную о какую-то железку руку и стуча зубами от холода, заверял: — Ровное, к-как паркет! И Рютин уже не возражал и не вырывался, когда Язвинский растирал его полотенцем. Командир плавбатареи был человеком непьющим. Более того, терпеть не мог ярых любителей горячительного. Но сейчас случай особый, доктор сказал: «Иначе заболеют… Очень замерзли». — А горячий чай не годится? — Годится. Только после спирта. — Добро, доктор. Только аккуратно… …Под руководством заводчан моряки открыли кингстоны подлежащих затоплению отсеков — нижних нежилых палуб, и «Квадрат» прочно сел на дно. — Все, командир. Теперь вас в море не унесет. Порядок! — весело доложил Костя-воентехник. — А вы чему, собственно, радуетесь? — строго спросил Мошенский. — Радуюсь? — несколько растерялся Костя, но тут же нашелся: — Просто все сделали по науке. И еще маленькая формальность, товарищ старший лейтенант. — Костя протянул бумагу. — Подпишите акт. Мошенский подписал. Костя козырнул, простился. Проследовал по трапу на катер. Теперь он почему-то был почти уверен, что судьба не сведет его больше с «Квадратом» и с его «цепким коршуном-командиром» — так окрестил про себя Костя старшего лейтенанта Мошенского. Из-под низких облаков вынырнул и, прижимаясь к воде, шел на плавбатарею самолет. — Самолет противника! Прямо по носу! — резко выкрикнул сигнальщик, и было видно, как дежурные расчеты носовых автоматических пушек завращали стволы, направили их навстречу самолету, готовые полоснуть огнем. — Батарея! — прокричал своим расчетам лейтенант Даньшин, взметнул вверх руку и вдруг спокойным, будничным голосом произнес: — Наш самолет. Отставить! Как разглядел, разобрал он? Ведь крикни резко то же самое слово «отставить», «отбой» — нервы людей были настолько собраны, напряжены, что, наверное, прежде чем смысл команды дошел бы до сознания, орудия дали бы долгую, точную очередь… — Наш самолет, братцы! — А издалека вроде был на немца похож… «Да, здесь мы не соскучимся…» Мошенский проводил пролетевший правее «Квадрата» «ил», с отчетливо видимым теперь номером на фюзеляже и красной звездочкой на киле. Самолет пошел на посадку… «Надо срочно принять экзамен по знанию силуэтов наших самолетов от каждого сигнальщика, дальномерщика, комендора… А то собьем своего вместо немца». На мостик поднялся радист Сергеев: — Товарищ командир! Радиограмма из штаба. В радиограмме сообщалось, что противник ведет атаки на город, пытаясь взять его штурмом. Новой постоянной задачей плавбатареи № 3 является защита Херсонесского аэродрома, наблюдение за воздухом и морем. Мошенский подозвал комиссара. Ознакомил его с содержанием радиограммы, попросил довести до сведения всех плавбатарейцев, что немцы начали штурм города, а это значит, — предстояла горячая боевая работа. |