
Онлайн книга «Отец и сын»
Надюшка доверчиво прижалась к Лукерье, только что-то хотела сказать ей, но в комнату вошли Порфирий Игнатьевич и Ведерников. Хозяин, пошатываясь, прислушался к лаю собак, усмехнувшись, сказал: — На зверя собаки лают. Бродит где-то поблизости. Порфирий Игнатьевич беспечно махнул рукой и ушел. Ведерников отвел рычажок с мембраной, пустил граммофон. Надюшка почувствовала, что она тут лишняя, и убежала на кухню. Вдруг где-то совсем под окнами прогрохотал выстрел, и протяжный визг раненой собаки огласил берег. Кибальников выскочил из спальни, подхватил Отса под руку. Оба скрылись в сенях. Там была дверь в конюшню, а из нее выход в огород. Ведерников сдернул рычажок граммофона так, что захрустела под иглой пластинка, задул лампу. — Пойдем, Луша, скорее! Он обхватил Лукерью за плечи, торопливо повел ее вслед за Кибальниковым и Отсом. Порфирий Игнатьевич, отрезвев в одно мгновение, заметался по прихожей, бормоча: — Христом-богом прошу, не оставляйте меня одного! Бастрыков это! Бастрыков! Растерзает он меня… — Не паникуй ты, Исаев! Я тебе говорил, не место этот дом для вечеринок! — ругался Кибальников. — Не дайте погибнуть! — откровенно хныкал Порфирий Игнатьевич, но его уже никто не слушал. Офицеры стремительно уходили на заимку. Порфирий Игнатьевич погасил лампу в прихожей, но было уже поздно: в ставни забарабанили с такой силой, что зазвенели стекла. Исаев приложил ухо к продушине, в которую был просунут железный болт. Два мужских голоса крыли матерными словами и собак и хозяев, которые спят мертвецки или делают вид, что спят. Порфирий Игнатьевич хорошо запомнил голос Бастрыкова. Нет, ни один из этих голосов не походил на комиссарский. — Кто это? Кто там? — закричал Исаев в продушину. — К Порфирию Исаеву мы! Из Томска! — послышалось из-за стены. Дрожа от страха, Порфирий Игнатьевич вышел на крыльцо, прячась за толстой резной стойкой, крикнул: — Эй, кто там? Отзовись-ка! Собаки почуяли хозяина, перестали лаять и только рычали. — Порфирий Игнатьич, открой. Из Томска мы, к твоим гостям приехали. — К каким гостям? — Со страху Исаев забыл о своих гостях на заимке. — К тем, которые весной прибыли. — Ну-ну, сейчас открою. Порфирий Игнатьевич спустился с крыльца, осторожно подошел к воротам, но открывать их не спешил, опасаясь все-таки какого-нибудь подвоха. Ночь стояла темная, но светил месяц, и, когда облака расходились, его молочно-голубоватый свет пронизывал темноту. В калитке у Порфирия Игнатьевича на всякий случай была выдвижная потайная дощечка. Он чуть поднял ее и увидел прямо перед собой двух рослых мужчин. Они были в сапогах, в брюках галифе с кожаными леями, в полувоенных куртках, в кепках. Порфирий Игнатьевич осмотрел их и раз и два и, осенив себя крестным знамением, открыл калитку. — Не взыщи, Исаев. Самую злую твою собаку я отправил на тот свет. В ногу мне вцепилась, — смело подходя к хозяину, сказал один из приехавших. Он протянул руку, назвался: — Касьянов. Здорово, Порфирий Игнатьич. Второй приезжий оказался мрачным и молчаливым. Он сунул Исаеву руку и не назвал даже своей фамилии. — Он Звонарев, — представил его тот, который назвался Касьяновым. Порфирий Игнатьевич потоптался, нерешительно произнес: — Так, значит, один Касьянов, другой Звонарев. А кто вы по званию — по должности будете? — Кто мы будем? Послушай. Я начальник северного отдела губпотребсоюза, Звонарев — инспектор этого отдела. Прибыли мы на Васюган для организации факторий потребительской кооперации. — Вот оно какое дело, — недоуменно протянул Порфирий Игнатьевич. Касьянов уловил это недоумение и сейчас же его рассеял: — Ну, сам понимаешь, это официально. А на самом деле все обстоит иначе: я полковник Фиалков, начальник разведки подпольного губернского штаба по свержению советской власти. Звонарев — полковник Сновецкий — начальник оперативной части этого штаба. Прошу любить и жаловать! Исаев от удивления причмокнул языком. — Большие чины пожаловали! Проходите, ваши высокоблагородия. Мой дом — ваш дом. — А в доме посторонние есть? — строго спросил Касьянов. — Никого. — А кто живет из своих? — Жена и внучка-малолетка. Спят уже. — А где разместил наших офицеров? — На заимке, поблизости отсюда. — Веди. Порфирий Игнатьевич пошел впереди, на середине двора опасливо оглянулся, подумал: «А вдруг все обман и никакие они не полковники, а самые неподдельные коммунары?» Испуг продолжался одно мгновение. «А зачем коммунарам прятаться? Явился же тогда Бастрыков открыто и просто», — успокоил себя Порфирий Игнатьевич. На крыльце Исаев снова чуть придержал полковника. Он с умыслом не торопился теперь. «Если Устиньюшка не дура, то она должна прибрать на столе, чтоб следов попойки не осталось», — думал Порфирий Игнатьевич. В сенях и в прихожей хозяин снова чуть помедлил. Когда он ввел полковников в столовую, Устиньюшка с помощью Надюшки успела уже перетащить грязную посуду в кухню. Остатки закусок и жареного лежали на свежих тарелках, и можно было подумать, что в этом доме только то и делали, что ждали, когда пожалуют их высокие благородия. «Ай, душка моя, молодец ты! Не ударила перед высшим сортом в грязь лицом!» — мысленно поблагодарил Порфирий Игнатьевич супругу. А полковники обратили свое внимание прежде всего на стол. — Это хорошо, Порфирий Игнатьич, что закусить приготовил. Проголодались мы зверски, — глотая слюну, сказал Касьянов, а Звонарев удовлетворенно хмыкнул. — А как же! У меня с утра сегодня было предчувствие: кто-то прибудет важный, — присочинил Порфирий Игнатьевич. Но тут васюганский купчик хватил через край. Полковники взглянули на него, как кипятком обожгли. — Ну, ты ври, да не завирайся, — прогудел Касьянов, нисколько не заботясь о вежливости. — Предчувствие у него было! Пьянствовал ты целый вечер! В твой дом входишь, как в пивную бочку влазишь. Так и шибает спиртным. — И небось все до капельки вылакал и нам не оставил, — впервые подав голос, сильно заикаясь, сказал Звонарев. «Он потому-то и молчит, что заика», — про себя отметил Порфирий Игнатьич; а вслух воскликнул: — Что вы, Христос с вами! «До капельки вылакал!» Да для таких особ я из-под земли достану. Исаев выскочил в прихожую и вернулся с бутылками в руках. — Быстро «под землю» слазил, — смягчившись, засмеялся Касьянов. Порфирий Игнатьевич прикрыл двери в прихожую и спальню, пригласил гостей к столу, придвинул им хрустальные рюмки. |