Онлайн книга «Я дрался в штрафбате. "Искупить кровью!"»
|
Насчет дисциплины: штрафники понимали своих командиров с полуслова, это передовая, а офицеры штрафной роты — это не лагерный вохровский конвой, у наших, чуть что, был разговор короткий, и самое главное, наши офицеры шли в атаку вместе со штрафниками, в одной цепи. Но атмосфера в роте всегда была нормальная, людская. Мамутов делал все, чтобы штрафники не чувствовали себя «униженными смертниками», не давил никого, относился к людям с пониманием и уважением. Заботился, чтобы все штрафники были накормлены «от пуза», перед боем лично с ними беседовал, объяснял, что и как надо делать. Да еще Кобыхно каждое пополнение «засорял» своими завербованными «стукачами», и мы знали, что происходит в роте и «чем дышит» личный состав, особист везде имел свои глаза. — Внешне как-то можно было отличить обычного бойца от штрафника? — Чисто визуально? Если только глаз хорошо наметан, то можно, по мелким деталям… Например, штрафники никогда не надевали каски, а в стрелковых обычных ротах их изредка можно было увидеть на головах у бойцов. У штрафников-уголовников взгляд был особый, такого с «комсомольцем-добровольцем» не спутаешь… В атаку штрафники ходили с «Е. твою мать! Б….!!!!», без всяких там комиссарских криков: «За Родину! За Сталина!»… — Вооружение вашей штрафной роты отличалось как-то от обычной стрелковой роты? — У штрафников были винтовки-«трехлинейки», автоматы ППШ и пулеметы ДП. Патроны и гранаты — без ограничений. В обычных стрелковых ротах были еще пулеметы «максим» и изредка ПТРы, а у нас — нет. Вот в принципе и все отличия в вооружении. Да и во всем остальном большой разницы не было… Что стрелковая рота, что штрафная, один черт, всех ждут на том свете… Чуть не забыл: в нашей роте штрафникам не выдавали «100 граммов наркомовских», не полагалось. К боевым наградам штрафников в нашей 138-й ОАШР не представляли, и пока не ранят, штрафников из роты не отпускали, даже за проявленный героизм, на отличившихся штрафников только писали представление на снятие судимости. — Как кормили личный состав 138-й роты? — Обычный паек, общие армейские нормы снабжения для красноармейцев и сержантов. Своя полевая кухня, но если честно сказать, то офицерам еще в Польше готовили отдельно. Штрафники не голодали. А в Пруссии вообще началась гастрономическая «вакханалия»: мы захватывали фуры, набитые салом, колбасами, сырами, в каждом занятом поселке штрафники отстреливали коров и свиней, и все это мясо шло в котел. Мы отъедались за всю войну и «авансом» на будущее. В подвалах, в каждом пустом немецком доме, находился настоящий склад продовольствия, уж кто-кто, а немцы умели делать запасы. В Летцене нам пришлось выдержать тяжелейший бой, и когда остатки роты продвинулись вперед, мы обнаружили гастроном, магазин набитый едой и выпивкой. Шампанское стояло рядами. Нам было чем помянуть погибших… — Как складывались отношения у штрафников с местным населением в Польше и в Германии? — Вам честно ответить или «для публикации»?.. В Польше штрафная рота находилась вне населенных пунктов, а на передовой и контактов с поляками мы почти не имели. Да я и сам не слышал, чтобы в Польше наши бойцы «сильно отличились», существовал приказ, регламентирующий отношения с местными, и насилия, масштабного мародерства или грабежей на польской земле не было… А в Восточной Пруссии все было иначе. Помню, как мы впервые вошли в Пруссию и 30 километров без боя продвигались в направлении куда-то на Истенбург, пока не нарвались на пулеметный заслон. Пошли в атаку, пулеметчики сразу смылись, и перед нами предстал целый, совершенно пустой немецкий городок. Печки еще были теплыми в домах, об них мы грели руки. Мы расположились в особняке, в центральном квартале городка, где находились банки и другие учреждения. Все завалились спать, я пошел осматривать второй этаж. Нашел там красивый кортик, радовался «трофею» и вдруг чувствую запах гари… так это мы горим потихоньку… Выстрелом в потолок всех поднял на ноги, выбежали из здания, поглядели вокруг, оказывается, зашедшая после нас в город пехота начала мстить и палить городок дотла. К утру пылали все здания… Если бы кто бойцам заранее сказал, что это будет наша территория, разве бы кто-то из них стал жечь дома?.. Но в следующих освобожденных городках и поселках нам уже встречалось местное население, и тут наши штрафники всех «ставили на уши». Выпивка и шнапс в каждом первом подвале, все под рукой… Мы, офицеры штрафной роты, смотрели на это сквозь пальцы, к немцам никакой жалости не испытывали и не мешали штрафникам делать с местным населением, что хотят. Одним словом, «кто в Кенигсберг не сбежал, мы не виноваты»… Штрафная рота идет впереди всех, и контроля за ней со стороны каких-либо «чужих начальников» нет никакого, и наш «главный коммунист», капитан Толкачев, тоже помалкивал, не потому что боялся, что ему кто-нибудь из пьяных штрафников выстрелит в спину, а просто считал такое возмездие заслуженным наказанием за зверства немцев на нашей земле, а ротный особист Кобыхно всегда был где-то позади, возле кухни. Капитан Мамутов немцев люто ненавидел, а уж мне и Аптекарю, потерявшим всех родных от немецких рук, и подавно было плевать, что с ними происходит. Васильев тоже полродни в войну потерял… Мы не лезли, не вмешивались ни во что… А бандит — он всегда бандит, и в тылу, и на фронте в шкуре штрафника, натура уголовная всегда даст о себе знать, так что… наша рота «резвилась»… В Хальсберге подбегает ко мне молодая немка, кричит по-немецки: «Меня уже изнасиловали четырнадцать человек!» А я иду дальше и думаю про себя: жалко, что не двадцать восемь, жалко, что еще не пристрелили тебя, сучку немецкую. Масла в огонь еще подлил случай в Грюнвальде, когда власовцы на самоходках прорвались в наши тылы и зверски вырезали тыловые подразделения двух соседних стрелковых дивизий и медсанбаты вместе с ранеными и медперсоналом. Об этом даже Илья Эренбург написал в своей статье «Грюнвальдская трагедия»… И тогда мы вообще озверели… В отместку в Ландсберге на следующий день наша пехота перебила захваченный немецкий госпиталь с ранеными. Вам сейчас не понять, сколько ненависти накопилось в наших сердцах… — В вашей 138-й ОАШР в плен немцев брали? — Могли взять… Например, когда меня тяжело ранило, то четырех только что взятых в плен немцев заставили меня нести в наш тыл, и когда они донесли меня до ближайшего ПМП, то уже могли быть уверенными, что здесь их никто не тронет… Нет, все правильно, сейчас если повспоминать, то у нас немцев в плен брали… По возможности, конечно, если было кому их конвоировать в тыл… — Среди штрафников были случаи дезертирства или «самострелы»? — Дезертиры были, но за побег из штрафной однозначно «ставили к стенке»… Самострелов было немного, случаев пять-шесть. На медицинских карточках передового района перед эвакуацией в тыл им прямо и без жалости писали две буквы «СС» — самострел. |