Онлайн книга «Обязан выжить»
|
— Успокойтесь, — человек уверенно вел Элю дальше. — Ничго плохого больше не будет. Смотрите, мы пришли… И действительно, Эля разглядела ступеньки, в конце которых четко выделялись очерченные дневным светом дверные щели. — Теперь слушайте, — человек остановился. — Что могло произойти, вы понимаете. И считайте, что ничего не было. От нас никто ничего не узнает, да и промолчать об этом тоже в ваших интересах. Кто мы, что мы, забудьте! И помните, пока вы молчите, вы в безопасности. Вам ясно? — Да… — едва слышно произнесла Эля. — Тогда идите. И, если сможете, простите моих солдат… Эля почувствовала, что ее наконец-то отпустили, и на подгибающихся со страху ногах начала подниматься вверх по лестнице. Потом, неожиданно очутившись под сводами той же брамы, она так-сяк привела в порядок испачканную и перемятую одежду. Дальше кое-как отдышавшись и еще не отдавая себе отчета обо всем, что случилось, она пошла улицей, где все так же светило солнце и задорно позванивали трамваи… * * * Сидя в плетеном кресле-качалке и держа в руке неразвернутую газету, дядя Викентий, ритмично покачиваясь, смотрел в потолок, а рядом, умостившись в модерном кресле с поручнями в виде танковых гусениц, вязала Тереза. Как всегда, шторы на окнах были приспущены и, создавая приятный полумрак, одновременно снижали долетавший с улицы городской шум. В конце концов прекратив раскачиваться, дядя Викентий отложил газету и сокрушенно сказал: — Черт знает что, просто полоса какая-то… — Щось таке вычитал? — Тереза подняла голову. — Да нет, это дома… Эля сама не своя ходит. Это ж надо, шпана совсем распоясалась, среди белого дня чуть вещи не отобрали… — Ну и що? — Тереза прекратила вязать. — Ты ж сам казав, що якийсь офицер вмешался и все добре кинчилось. — Ну, пускай так… — дядя Викентий взял было газету и снова отложил в сторону. — Но и тут тоже… Прихожу к тебе и просто чувствую — что-то неладно… Неужели это из-за меня? Не отвечая, Тереза наклонила голову, и спицы в ее руках начали быстро двигаться. Однако, после недолгого молчания, она негромко сказала: — Так, Янчику, и через тебе теж… — Но я-то тебе чем не угодил? — не понял дядя Викентий. — Давай не будемо, Янчику, — примирительно начала Тереза, но дядя Викентий продолжал настаивать: — Нет уж, друг мой, раз начала, договаривай! — Добре, — Тереза отложила вязанье. — Ты памятаешь наш ранок у фрау Карличек? — Где? Дядя Викентий удивленно посмотрел на Терезу, и мгновенно перед его внутренним взором возник уютный венский пансионат, тот самый, в котором они первый раз провели ночь вместе. Видение было настолько четким, что дядя Викентий, покрутив головой, лишь многозначительно гмыкнул и подтвердил: — Конечно, помню, но неужели ты до сих пор на меня сердишься? — Та не в том дило… — Тереза ласково улыбнулась. — Я тогда, пока ты спал, все прикидала, як мы дали житимо. Скильки я маю посылаты тоби, доки ты вчишься, де потим шукаты мисце… — Понимаю… — дядя Викентий наклонился к креслу и поцеловал руку Терезы. — Ну, извини, дорогая, это я бука-бяка, пустил все по ветру, но когда ж это было, а ты все не прощаешь. — Ты трохи погоди с жартами… — Тереза предостерегающе подняла руку. — Я хочу, щоб ты зрозумив. Ось ты знову явился. Так неожиданно, и я… Я знову, як замрияна дивчина, начала знову щось розмирковуваты. А ты ж невыправный, мий Янчику… — Почему ты так думаешь? — искренне удивился дядя Викентий. — А про театр ты забыл? — Да нет, — усмехнулся дядя Викентий. — Мне кажется, наоборот, это ты там была такой… такой… — Нет, це ты був такий, Янчику, — быстро возразила Тереза. — Я гадала, мы будемо жыты тихенько, никому не заважая, а ты… Ты всих взбаламутив. И мало тоби було розмов про той театр, ты ще и з генеральшею у фаэтони катался! — Ты что, дорогая, ревнуешь? — изумился дядя Викентий. — При чем здесь я? Тебя там видели, и теперь стильки розмов… — Да что тут такого? — рассердился дядя Викентий. — Ну и пусть говорят! — Ты так считаешь? — Тереза откинулась в кресле и посмотрела прямо в глаза собеседнику. — А ты, милый, не догадываешься, что между первым твоим появлением и теперешним много чего могло быть? — Кажется, по этому поводу мы уже говорили, — сухо возразил дядя Викентий. — Там ничего не было. — Ни, було, Янчику. Тильки, на жаль, не те, про що ты думав. — И что же? — Вспомни, колы мы з тобою тикалы з Видня, ты чомусь назвався графом Сеньковським, и ты що считаешь, що австрийци не дотумкали, хто був насправди той граф? — Тереза разволновалась, затеребила вязанье, потом опять отложила его и тихо закончила: — Так що колы цисарци повернулись, они первым делом зай шлы до мене… — И ты… — дядя Викентий весь подобрался. — Ну что я, Янчику? Чи ты хотив, щоб мене повисылы? — И значит… — Значит, все було, Янчику… — едва слышно отозвалась Тереза. — А я сказал, нет! — внезапно сорвался на крик дядя Викентий. — Не было, и все! Ни той войны, ни Австро-Венгрии! Ничего не было! — Потим була Польша, — тихо возразила Тереза. — И була ЗУНР… — Подожди-ка… — голос дяди Викентия дрогнул. — Ты что?.. До сих пор с ними связана? — Так, Янчику… И це саме ты загнав мене у глухий кут… Дядя Викентий надолго замолчал, и в воцарившейся тишине слышался только монотонный скрип качалки. Наконец дядя Викентий повернулся и сухо, по-деловому спросил: — Кто ты у них? — Связная. До мене в крамныцю несут грипсы, а я закладываю их в квиты и передаю дальше. — Так… — Дядя Викентий задумался. — Значит, теперь мой черед… — Не знаю, Янчику… Поверь, я б не начинала той розмовы, но тепер воны цикавляться саме тобой… — Кто конкретно? — Юрко Гричишин. Той самый… Як бачиш, Янчику, все повторяется… — Ясно… — Дядя Викентий встал и принялся нервно расхаживать по комнате. Так он раза три прошел из угла в угол, прежде чем спросить: — Что он хочет? — Встретиться, Янчику… — Хорошо, встретимся… В интонации дяди Викентия вдруг возникли жесткие нотки, и, едва уловив их, Тереза не выдержала: — Оставь это, Янчику, не треба! Тикай звидси! Тикай! Нехай я одна пропадаты буду, мени тепер все едино!.. — Ну уж нет… Вот теперь-то я никуда не побегу! Дядя Викентий остановился, придержал рукой все еще покачивавшееся кресло-качалку и как-то совсем буднично, от чего по контрасту его слова приобрели еще больший вес, сказал: |