
Онлайн книга «Любой ценой»
Перебулгаченное падением озерцо еще ходило волнами, когда подбежавшие солдаты заметили уходящую под воду веревку. Несколько человек тут же ухватились за нее и, к общему восторгу, выволокли на берег с ног до головы перемазанного в иле, но живого штабс-капитана… Денис же, бухнувшись прямо в речку, благополучно вынырнул сам, после чего и вылез на берег. Во весь дух помчался он к холму и тут, к величайшему удивлению, налетел на солдат своего же батальона. Однако товарищам, занятым немецким летчиком, было не до расспросов, и они ограничились возгласами: — Ты гля… Денис… Нашелся… Ты откуда вылез, чертяка? Еще не пришедший в себя солдат отмахнулся: — Оттуда!… Их благородие где? — Он в окопчику… Беги, а то они тебя обыскались уже! Подумав, что поручик все видел, Денис помчался в указанном направлении и, спрыгнув в окоп, как ни в чем не бывало обратился к Думитрашу: — Звали, вашбродь? Глаза Думитраша полезли на лоб, и он яростно затряс Дениса за шкирку. — Ты где был, сукин сын? Тебя куда посылали!!! — Вашбродь!… Дозвольте объясниться… — Ты у меня объяснишься! — взбешенно заорал Думитраш, но тут поручика отвлекли посланцы, примчавшиеся от бочажины. — Вашбродь!… Вашбродь!… Немца споймали! С ероплана который! Живой, гад!… Думитраш сразу же отпустил Дениса и, пригрозив: «Смотри у меня…» — крикнул: — Давай сюда немца! Грязного, нелепо болтающего головой, но так и не выпустившего из рук веревки, Щеглова притащили в окоп, поставили на ноги, и Думитраш, глядя на извозюканную в грязи фигуру, фыркнул: — Ну, немец-перец колбаса, что скажешь? Щеглов нечленораздельно замычал, и тут к нему бросился Денис. — Ваше благородие!… Господин капитан! Да как же вы?… — Какое еще благородие? — заорал на Дениса Думитраш. — Ты что, сдурел? — Никак нет, вашбродь, это их благородие господин штабс-капитан, извольте посмотреть… — и Денис, подхватив с бруствера пучок травы, принялся вытирать залитые грязью плечи Щеглова так, чтоб все смогли увидеть погоны. Едва под рукой Дениса блеснули русские звездочки, Думитраш с Древницким остолбенело переглянулись, а немного очухавшийся Щеглов узнал вестового и рявкнул: — Денис!… Мать твою!… Живой? — Веревочку… Веревочку позвольте, вашбродь… — отбросив траву, захлопотал вокруг штабс-капитана Денис. — А-а-а, веревочку… Это можно… Понимаешь, пулей узел сбило, но я, как обещал, конец словил да, видишь, за аэроплан ухватиться не успел… Тоже, черт бы его драл, вылетел… — Щеглов наконец-то разжал кулаки, выпустил веревку и умоляюще посмотрел на офицеров. — Господа… Коньячку не найдется? Подпоручик Древницкий с готовностью начал откручивать пробку фляжки, а Думитраш, ошалев от собственной догадки и чуть ли не заикаясь, спросил: — П-постойте, п-постойте… Вы что, оба с того аэроплана? — Так точно, вашбродь! — по-уставному вытянулся Денис. — Дозвольте доложить! Как есть из штаба ехамши, немцы схватили! В плен, значитца… А их благородия господин штабс-капитан Щеглов и господин прапорщик Щеголев, меня вот из плена вызволили и еропланом сюда… К вам… — Мать твою… Так это я, значит, по вас палил… Думитраш в полной растерянности опустился на землю и, внезапно повернувшись к телефонисту, замахал рукой. — Штаб… Штаб… Вызывай немедленно! * * * После ночного переполоха, вызванного побегом пленных, герру гауптману досталось по первое число. Правда, когда из погреба вытянули малость побившегося гренадера и он рассказал, как было дело, гауптман несколько оживился, но бедный караульщик ни в одной из предъявленных ему служанок не смог узнать соблазнившую его горничную, и дело так и повисло в ожидании еще более строгого утреннего разбирательства. В полном расстройстве чувств гауптман завалился спать глубоко заполночь и утром с трудом продрал глаза только после того, как кто-то потряс его за плечи и приятным женским голосом произнес: — Гутен морген, милый! — Гут морген… Еще толком не проснувшись, гауптман сел на кровати, но, разобрав кто перед ним, испуганно захлопал глазами, так как отлично понимал, что если ко вчерашнему побегу русских добавить и его ночные «подвиги», то может получиться такое… Нет, об этом было страшно даже подумать и, взяв себя в руки, гауптман даже любезно улыбнулся. — О, майне кюхельхен… Я, конечно, рад, но наше рандеву лучше отложить, а то ночью дурак-гренадер выпустил по глупости пленных, а они… Ну, в общем… — Понимаю, — кивнула бонна. — Тем более герру генералу будет приятно услышать, чем этой ночью был занят герр гауптман… У герра гауптмана появилось непреодолимое желание въехать мадам по физиономии, но он взял себя в руки и довольно безразлично заметил: — Ах, вон оно что… Ну не думаю, что герр генерал будет слишком строг ко мне… — Пока не побеседует с графом, — отрезала бонна. — Моя воспитанница все рассказала. Вы, оказывается, шли не ко мне, а к ней. За удовольствием. Или вы будете утверждать, что собирались сделать дочери графа предложение? — Предложение? — опешил гауптман. — А разве она примет предложение? — Вот именно! — злорадно усмехнулась бонна. — Так что готовьтесь сменить штабную службу на окопы… Гауптман наконец проснулся и зло посмотрел на бонну: — Чего ты хочешь? Денег? — Милый, не смешите меня. Вы — третий сын своих родителей и, кроме офицерского жалованья, у вас за душой ни гроша! — Вы что, наводили справки? — растерялся гауптман. — Зачем? — А вы не догадываетесь?… — подперев кончиками пальцев подбородок гауптмана, бонна проникновенно заглянула ему в глаза. — Вы считаете, после того, что было, меня здесь оставят? Хороша бонна для графской дочери… — Так вы что, собираетесь перебираться… ко мне? Высказанная мысль показалась гауптману настолько абсурдной, что, если бы бонна не продолжала держать его за подбородок, он открыл бы рот. — Я не сумасшедшая, — коротко отрезала бонна. — Тогда что же? — в полном недоумении гауптман уставился на нее. — А вот что, мой друг… — в голосе бонны вдруг прорезались неуловимо-теплые нотки. — У меня в Курземе мыза и к ней восемь десятин леса. А кругом тучи нахальных мужиков, которым ничего не стоит обидеть бедную одинокую девушку… — Так вы что, собираетесь ехать туда? — Нет. Я хочу, чтобы туда поехали вы. — Я? — изумился гауптман. — Сейчас? — Ну, зачем же сейчас? — улыбнулась бонна. — Потом… |