Книга Прямой наводкой по ангелу, страница 37 – Канта Ибрагимов

— Ты все забыл. Где твое портаменто? Я не слышу портаменто, — сердито объяснялась Анастасия со своим учеником на непонятном для Розы языке.

— А это, по-твоему, арпеджио?… А ну, дай покажу, — она взяла скрипку, повела смычком, Мальчик слегка улыбнулся.

— Посмотри-ка на него, — беззлобно возмутилась бабушка.

— Уже над учителем посмеивается… Пальцы не те, не сгибаются, не слушаются, а мелодии тонкость нужна — и ума, и слуха, и души, и рук.

Еще и еще заставляла повторять Анастасия Тихоновна сложный фрагмент. И так продолжалось до тех пор, пока сама ни сдалась и, устало опустившись на стул, ни произнесла:

— Хватит! Сегодня это не идет. Давай лучше Вивальди учить, он как будто ближе к весне.

Но и этим исполнением бабушка осталась недовольной.

— Ну, все, — скомандовала она.

— С утра устал, пора подкрепиться.

От разнообразия стол не страдал. Обе женщины смотрели не в свои тарелки, а как ест Мальчик, все пытались ему подложить.

— Ну, еще вот этот бутербродик, и шоколадку с чаем можно, — уговаривали они его.

За чаем разгорелся спор о репертуаре предстоящих выступлений.

— Лезгинку надо включить, — живо настаивала Роза.

— Бабушка не любит, когда я без нот иглаю, — лукаво заметил Мальчик.

— Без нот нельзя: вдруг забудешь мелодию, вдруг остановишься. В концерте подобное недопустимо, — противилась Анастасия Тихоновна, как внезапно, испытывающее глянув на Мальчика, спросила:

— А что, может попробуешь поимпровизировать?

Мальчик нерешительно улыбнулся.

— Твой папа ведь любил лезгинку, — вдруг ляпнула Роза.

Наступила неловкая пауза. Даже послышалось, как тяжело глотнул Мальчик. Нарушая суровую тишину, он медленно, не по-детски вздыхая, встал, бережно взял инструмент:

— Для Папы и Мамы, — тихо промолвил он, положил скрипку на плечо и только коснулся щекой корпуса, как явно изменился, даже повзрослел, и глаза потускнели, прикрылись.

Начал он тихо, медленно, печально, так, что зовущая тоска сжала всем грудь, а потом была жалоба — напевная, щемящая, тающая в звуках кавказской мелодии. Вдруг заторопился смычок, страстностью, известной лишь скрипачу-виртуозу, озарилось лицо Мальчика, он весь задрожал в зажигательном ритме лезгинки; мелодия стала бурной, мятежной, огненной, — так, что зажгла женщин. У Анастасии Тихоновны очки поползли вниз, вот-вот упадут, она в волнении сжала кулаки, вся напряглась, подалась вперед. А Роза стала в такт постукивать по столу и так прониклась исполнением, что сама запела на родном языке всем знакомый мотив. Мальчик тем временем совсем разошелся: играл почти иступленно, неистово, импровизируя с небывалым для юного музыканта воодушевлением… Внезапно и близко послышались выстрелы.

Мелодия прекратилась, все взгляды к окну, а оттуда восторженные крики, хлопки, весна. Роза осторожно выглянула, истерически хохотнула, а вслед встревожено закричала:

— Прекратите, идиоты. Убирайтесь!

— Почему Мальчик на самом интересном месте перестал? — с улицы хриплый голос Баги.

— Убирайтесь! Под носом у блок-поста гарцевать стали.

— Мы у себя дома, — кичливый тон, — и когда хотим и где хотим танцуем.

— Ба-ба-ба-ба! — рядом тяжело застрочил пулемет.

Роза бросилась под подоконник, видимо ударилась о чугунный, давно нетопленный радиатор, тихо заскулила:

— Вот дряни! — обращалась она уже к бабушке, которая теперь тоже лежала на полу, укрыв собой Мальчика.

В этом положении они еще находились некоторое время, ожидая продолжения перестрелки. Благо на сей раз вроде обошлось, и они стали спешно готовить Мальчика. Это было очень важное выступление, которое, как и два предыдущих, должно было состояться в актовом зале «СевКавпроекта», где сейчас располагалось правительство.

— Говорят, и центральное телевидение будет, — возбужденно говорила Роза, перед небольшим зеркалом обихаживая свою прическу.

— Конечно, будет, ведь иностранные гости, — в очередь лицезреть себя стояла и бабушка, держа в руках уже подсохшую губную помаду.

Розу не впустили в здание, милиция выписывает пропуск.

— Тогда и я не пойду, — встал в позу Мальчик.

С особой тщательностью Розу осмотрели, впустили.

— Вот! Вот настоящее и будущее Чечни! — прокричал репортер, десятки камер устремились на них.

— Это Анастасия Афанасьевна — преподаватель музыкальной школы. Скажите, пожалуйста, сколько у вас с школе обучается музыке детей?

— А в Грозном уже давно нет музыкальной школы, одно название может есть. — Это вырежьте, уберите, — закричала какая-то красивая женщина, не из местных, видимо редактор.

Тем не менее бабушке задали еще несколько вопросов, в том смысле, что жизнь в Грозном безусловно улучшается. Затем и у Розы взяли интервью, и даже у Мальчика.

Бабушка и Роза сильно волновались, а Мальчик наоборот, был невозмутим, с детской непосредственностью он вышел на сцену и к ужасу Анастасии Тихоновны полностью изменил ранее оговоренный репертуар и даже лезгинку не сыграл. Все равно зал аплодировал стоя, просил исполнить на «бис».

— Чудо, чудо! — восторгалась Роза.

— Не, не, не то, — недовольна бабушка, — он утром перегорел, выплеснул все эмоции и силы.

Мальчика все хвалили, гладили по головке, даже целовали. Подарили много подарков, даже деньги в конверте, и главное — телевизор.

Уезжали с концерта на военной машине, предоставленной высоким начальством из Москвы. Сопровождающие офицеры с любезностью сами донесли подарки до квартиры, а там — дверь раскурочена, в квартире все перевернуто.

— Здесь сегодня утром была вылазка боевиков, — пояснил военный.

— Видимо, после этого зачистка.

— Вот дряни! — любимую фразу вновь выдала Роза.

— Вы это о ком? — удивился один из офицеров.

Роза не ответила, сконфуженно склонила голову, бабушка натужно кашлянула в кулак.

— Это о всех, кто носит олужие, — вмешался, поясняя, Мальчик.

— Гм, зря, зря, — грубее стал голос военного.

— Мы с добром, для вашего же блага.

— А вы тогда мой телевизол установите, — лишь о своем думал Мальчик, — вот будет благо!

— Телевизор? — озадаченно спросил офицер, почему-то насупившись, надолго уставился в свои часы.

— Ничего не надо, мы сами все сделаем, — несвойственной скороговоркой вмешалась Анастасия Тихоновна, и, словно провожая, она явно стала теснить военных к выходу. — Спасибо вам большое! Как бы мы без вас все это донесли?! — любезностью блеснули ее очки.

— Гм, да, — военный сделал шаг к выходу и вдруг остановился.