Книга Пересмешник, страница 39 – Алексей Пехов

Вот будет забавно, если жандармы найдут чэра эр’Картиа бездыханным, объявят, что страшный убийца мертв, а спустя пару дней Ночной Мясник прибьет еще кого-нибудь, например старшего инспектора Фарбо.

Жаль, что сейчас рядом нет Стэфана и Анхель. Они бы отвлекли меня от тяжелых мыслей, бесполезного самокопания и попыток представить, как бы сложилась моя жизнь, настоящая жизнь, которой я оказался лишен из-за собственной глупости и горячности.

Впрочем, вряд ли бы я тогда изменился так сильно. Так бы и остался недалеким ершистым дураком, отлично играющим в карты и не способным видеть дальше своего носа. Удивительно, как меняет некоторых лучэров смерть, стоящая за плечом. К примеру, Данте все еще не может привыкнуть ко мне. Однажды он даже пошутил, что большинство жителей Рапгара, следует посадить в тюрьму, так как это должно повлиять на них в лучшую сторону. Тогда я рассмеялся вместе с ним, поддержав шутку и нисколько не чувствуя себя обиженным. Любая грубость в устах старины Данте перестает таковой казаться.

Шаги нескольких человек я услышал минут через десять, когда озноб стих, и у меня начался жар.

В решетчатое окошко заглянула усатая рожа, загремел замок, и в камеру протиснулся старший инспектор Фарбо. Его бульдожья морда была мрачна, а голубые глаза лишь на мгновение задержались на мне и вновь уткнулись в тарелку с горячей лапшой, которую он держал в руке. За спиной начальника переминались двое тюремщиков.

— Оставьте нас на минутку, — сказал Фарбо, помешивая лапшу ложкой. — Как вы себя чувствуете, чэр эр’Картиа?

— Все зависит от того, в чем меня обвиняют и почему здесь держат. Если не случилось ничего страшного, мое здоровье резко пойдет на поправку.

Фарбо тяжело вздохнул и запихнул в пасть лапшу. Задумчиво прожевал, пошевелил широченными плечами, запакованными в полосатый пиджак, вот-вот готовый лопнуть по швам.

— Если вы о том, предъявили ли вам обвинения, то обрадую вас — нет, — наконец сказал он и зачерпнул еще лапши. — Но радоваться вам рано, чэр. У нас к вам множество вопросов.

— Если обвинений нет, я не понимаю, что здесь делаю. — В моем голосе появилась сталь.

Он вежливо поднял рыжеватые брови:

— А куда нам было вас девать, извольте полюбопытствовать? Отвезти домой? В таком заведении, как Скваген-жольц существует определенный порядок и процедуры, которые мы не смеем нарушать даже ради столь уважаемого чэра, как вы.

В слове «уважаемый» слышалась явная издевка, но в данный момент я равнодушно пропустил ее мимо ушей.

— К тому же, — он вытянул губы трубочкой и втянул в себя длинную лапшину, — к тому же, вас застали на месте преступления, рядом с телом слуги правопорядка. Обычно после этого везут не до дома. И вы все равно были без сознания. Так что у нас хватило времени проверить все хорошенько, прежде чем принимать решение.

— Из всего этого, как я понимаю, следует, что вам не удалось поймать убийцу.

— Если было, кого ловить, — мне его улыбка не понравилась. — Но, как я говорил, вас пока ни в чем не обвиняют.

— Жандармам следует быть чуть порасторопнее, господин Фарбо. Тогда убийца оказался бы в ваших руках уже сегодняшней ночью.

— Да ну?! — его ложка стукнула об дно миски. — Я хочу сказать, с чего вы так решили?

Было видно, что он не собирается быстро отказываться от теории, что преступник — я.

— Я ранил его.

— Вы ошибаетесь, чэр. Ваш амнис всего лишь отрубил лапу хаплопелме, которая патрулировала район. Но она была столь любезна, что не разорвала вас в клочки, а всего лишь ужалила.

Я выругался про себя. Сгоревшие души и Изначальное пламя! Вот уж, действительно, у страха глаза велики! На меня напала хаплопелма!

— Так что от обвинения в нападении на офицера Скваген-жольца вы не отвертитесь, — он мстительно улыбнулся.

— Перестаньте, — отмахнулся я. — Она упала на меня с крыши. Почти в кромешной темноте, и мне не оставалось ничего другого, как защищаться, потому что я был испуган увиденным. Это докажет любой адвокат. Ваши обвинения так же глупы, как те, что вы вместе с покойным Греем предъявили мне семь с половиной лет назад.

Его лицо тут же окаменело, но я плевать на это хотел:

— Так что давайте от угроз сразу перейдем к делу. Что вам нужно инспектор?

Он пожевал челюстями, явно прикидывая, не сможет ли запереть меня здесь еще хотя бы на недельку, и с сожалением вздохнул:

— Нам нужно знать все, что вы видели. Сейчас вам принесут вашу одежду, и мы поговорим, — он подал знак своим людям, собираясь уходить.

— Кстати, инспектор, — окликнул я его. — На этот раз в Скваген-жольце очень быстро разобрались в происходящем и не стали вешать убийство на невиновного чэра. Я удивлен. С чего к моей персоне такое доверие?

Он мрачно посмотрел на меня:

— Пока вы валялись на кушетке, он убил еще одного. В Старом парке. Одевайтесь.

Мой смокинг пришел в полную негодность — почти весь был в крови, так что я проигнорировал эту одежду, оставшись в комбинезоне, и обул лишь туфли. Мне вернули все личные вещи, включая бумажник, но амнисов среди них не было.

— Вы получите их позже, — Фарбо ждал меня в коридоре.

Он не был удивлен, что я оставил окровавленную одежду. Мы миновали темный квадратный коридор с камерами предварительного заключения, прошли две решетки, которые нам отперли охранники, и оказались в холле, где по рельсам вверх-вниз ходил паровой подъемник. Ни сказав друг другу ни слова, мы встали на платформу, инспектор четырежды прозвонил в бронзовый звонок, под ногами рассерженно зашипело, и поршень толкнул нас вверх. Мы начали подниматься, с каждой секундой все более ускоряясь.

Стеклянная кабина, похожая на большой желудь, проползла в каменной кишке, вырвалась из подземелья и оказалась в стеклянной трубе, идущей по восточной стороне колоссального здания Скваген-жольца. Отсюда открывался завораживающий вид на богатые районы Рапгара и море, из-за которого едва-едва показался тусклый краешек осеннего солнца.

Было раннее утро, над кварталами города, золотыми парками и густым Лесом благородных висела сизая дымка. Фарбо молча стоял, прислонившись к стенке, и по старой привычке пожевывал челюстями. Было видно, что он о чем-то усиленно размышляет и ему не до красот города. Я же смотрел на утренний Рапгар с высоты птичьего полета и щурился на тусклый солнечный свет.

Глаза продолжали болеть, а головная боль только усилилась. Парализующий яд хаплопелмы все еще циркулировал в моей крови.

Наконец лифт, выпустив из-под днища пар, с шипением замедлил ход и остановился. Фарбо плечом толкнул двухстворчатые двери и вышел, не пригласив меня присоединиться. Я последовал за ним.

У входа в лифтовую кабину на карауле стояли двое жандармов в парадных мундирах и с точно такими же ружьями, как были у тех неизвестных, что напали на нас с Талером в роще по дороге к Катарине. Я отметил этот факт про себя, стараясь не глазеть по сторонам уж слишком явно.