Книга Тихая застава, страница 47 – Валерий Поволяев

Неожиданно откуда-то справа легкий ветерок принес шепот. Говорили по-русски, и говорили свои, русские: таджики, хорошо знающие русский язык, так говорить не могут – все равно обозначится акцент. Панков вложил два пальца в рот, коротко свистнул.

В ответ раздались три коротких свистка.

– Пошли, – сказал Панков, поднимаясь с камней, – все нормально.

– А где же душманы? – повторил свой вопрос Рожков. – Чего не сидят у нас на хвосте?

– Душки сейчас на заставе. Грабят. Потому они и не преследуют нас – осматривают, чего можно унести с собой. А когда насмотрятся – кинутся вслед.

Капитан легко перепрыгнул через дувал, увидел лежащих во дворе солдат, прокопченных, грязных, измазанных сажей и пороховым отгаром. Половина солдат была перевязана, Панков от досады даже крякнул – думал, что поцарапанных гораздо меньше. Когда снимались с места, их точно было меньше… Бобровский поднялся, подошел к капитану.

– Ну что?

– Это был он… Грицук твой, – помедлив, ответил Панков, горько, с болью вздохнул. – Несчастный человек!

Бобровский повесил голову: это его люди погибли, он за них в ответе, – да ладно бы только перед начальством – в ответе перед родными, за Взрывпакета – перед его матерью, за Грицука – перед его дочкой. А отвечать перед родными – это куда тяжелее, чем докладывать о потерях какому-нибудь генералу. Он сцепил зубы, вытянул перед собой огромные толстопалые волосатые руки. Драный камуфляж затрещал на нем.

– Вытащить тело никак нельзя?

– Нет. Увязнем. Сейчас нам надо уйти. А позже вернемся с вертолетами и заберем. А теперь все, старлей, уходим!

– Эх-хэ! – Бобровский скрипнул зубами, ударил кулаком о кулак. В такие руки лучше было не попадать. – Л-ладно. За все расплатимся, и за мелкое, и за крупное.

– С дороги мины снимали?

– Да.

– Где же они тогда прошли? По боковой тропе? Тогда как разминировали? – спросил сам себя Панков и, увидев непонимающие глаза Бобровского, пояснил: – Это я о группе памирца. Он где-то прошел с людьми, а потом навалился на Дурова. Скорее всего, просочился по боковой, либо по своей, специально пробитой тропе. Мы на нее наткнулись, не упустили, и тоже заминировали. Но… просочился гад! Мины после себя поставили?

– Сколько сняли, столько и поставили.

– Молодцы! – похвалил Панков.

– Тут в одном из дувалов наши ребята установку для запуска «эресов» нашли. И комплект снарядов.

– Душков не было?

– Утекли.

– Мастаки по части стрельбы «эресами» у тебя есть?

– Всякие найдутся.

– Тогда чего же мы медлим? «Эресы» – за Пяндж, «ридным другарям», чтобы не болели у них почки, а мы забираем в кишлаке двух русских баб и уходим. Дуров, за мной!

Пригибаясь, бегом, – в кишлаке, несмотря на сообщение о том, что все душманы «утекли», они все-таки могли оставаться, а пуле, как известно, надо кланяться, – он пронесся мимо глиняных заборов, быстро сбил себе дыхание, но остановился лишь у дувала бабки Страшилы. Сел. Рукою взялся за грудь – надо было отдышаться. Дуров, хрипя, приткнулся рядом. Тоже взялся рукою за грудь. Пожаловался:

– Больно, блин! Сердце в глотке сидит.

– Горы. Сколько здесь ни живи – все равно задыхаться будешь.

– А если стакан спирта хватить – отдышка такая же будет?

– Можно вообще загнуться, – Панков сплюнул под ноги, в очередной раз нехорошо подивился тому, что слюна была тягучей и сладкой, как варенье. – Тьфу! Если напьешься – навалится горная болезнь, а от нее лекарств нет. Подъем, Дуров!

Панков ловко перемахнул через дувал бабки Страшилы, присел, огляделся. В дувале было пусто. Пахло старыми кизяками, кислой овчиной, стылым дымом, духом жилища, которое собираются покинуть люди, – этот острый запах возникает лишь тогда, когда из него уходят жильцы, а здесь возник до ухода. Панков подивился этому, поднялся с корточек, вошел в дом.

Дверь в доме была низкая, кособокая, черная от времени – чувствовалось, что к ней давно не притрагивалась мужская рука, закуток, ставший для бабки Страшилы сенцами, был пуст, в углу стояла хорошо наточенная, с гладким, приработавшимся к руке черенком, лопата. Вторая дверь была такая же, как и первая, – перекошенная от дыма и холода, старая, давно не ремонтированная.

Помещение было бедным, тесным, из мебели в доме были лишь две табуретки, стол и лавка. Но и этого, по таджикским меркам, было много: в таджикских домах ни столов, ни стульев не бывает – только подушки. На подушках сидят, на подушках лежат. Едят на полу. Раскладывают ковер – если семья побогаче, у нее обязательно есть ковер, если же победнее, – то расстилают обычную тряпку-скатерку и на нее ставят еду.

В углу, заметил Панков, к стене была прибита небольшая икона. Значит, не была бабка Страшила мусульманкой, значит, верила в нашего православного Бога, в Иисуса Христа.

– Никого, – сказал Дуров.

На полу валялась посуда, одна тарелка была раздавлена чьей-то грубой ногой: Панков понял, что до них здесь побывали душманы. Валялось опрокинутое ведро. По земляному полу была разлита вода.

– Никого, – угрюмо подтвердил Панков.

– Как это никого? – раздался сзади тихий голос.

Панков резко, всем корпусом развернулся, Дуров стремительно отпрыгнул в угол.

В сенцах стояла Юлия, в руках так же, как и пограничники, держала автомат.

– Слава Богу, жива! – облегченно вздохнул Панков, повесил свой автомат на плечо. – А где бабка… бабушка где? Мы за вами специально в кишлак зашли, чтобы забрать вас с бабко… с бабушкой.

– Нет ее.

– Как нет? – Панков нахмурился. – Что-то непонятно.

– Убили ее. Памирец, который находился здесь, в кишлаке, он убил…

Земля под ногами неожиданно дрогнула, стекла сухо звякнули – из соседнего дувала «умельцы» Бобровского дали залп «эресами». Было слышно, как снаряды с воем располосовали пространство, располовинили небо, за воем раздалось шипение, а потом где-то далеко-далеко – ждать пришлось долго, – вздохнула и задрожала земля по ту сторону Пянджа.

– Не бойся, Юлия, – сказал Панков, – это наши бьют.

– Того стоит, – рот у Юлии дрогнул: видать, она знала и испытала то, чего не знал и не испытал Панков, у Юлии была своя правда, у Панкова своя. Большие серые глаза мстительно сжались.

Капитан покрутил головой.

– Как бабушку убили? Памирец? Как же это случилось?

– Памирец погнал несколько человек по тропе, где стояли ваши мины. В том числе и бабушку. Она первой погибла.

– А я-то ломал голову, дурак, все не мог понять, как он сумел произвести разминирование?

Под ногами снова дрогнула земля, воздух опять, будто сыпучий сырой снег, располосовали снаряды.