Книга Встречный бой штрафников, страница 45 – Сергей Михеенков

– Ладно, старшой, двум смертям не бывать. А одну я уже пережил. Но если со святыми упокой, то отпиши моим, что, мол, смертью храбрых…

– Что ты, Звягин, мы с тобой еще, ектыть, по Германии пройдем! Победным маршем! Еще водочки ихней попьем!

– Водка у них, старшой, дрянь. И часы дрянь, штамповка. А бабы, ничего, красивые.

– Насчет баб не знаю, не скажу.

– А я знаю. В хате видел. Там, в деревне, где они жили, вся стена ими обклеена.

– Так это ж срамные.

– Какая разница. Все равно – бабы, немки.

Звягин сбросил вещмешок, достал завернутую в комплект запасного белья противотанковую кумулятивную гранату РПГ-43. Подтянул ремешок каски и вдруг деловито заметил:

– Нет, старшой, на такой войне побывать и немку не попробовать…

– Давай, давай, Звягин, не подведи. Танки ихние пожжем – и все немки наши.

– Как же нам трудно эти немки достаются. Хоть бы посмотреть на них… Говорят, старшой, такие же бабы, как и наши. Обидно будет, если это правда.

Звягин отпихнул к ногам вещмешок, как будто он ему больше не понадобится, взял за ремень ППШ и перебежал к сростке берез. Постоял там и снова сделал короткую перебежку к дороге.

Танк теперь маневрировал в березняке. Экипаж, убедившись, что русские не располагают эффективными противотанковыми средствами, выбрал дистанцию, с которой он мог безнаказанно вести огонь из башенного орудия и пулеметов, и медленно дожимал третий взвод. Несколько гранат вылетели из захваченных окопов в сторону танка, но все они разорвались с большим недолетом. Из оврага раз за разом хлестко били бронебойки. Но танк передвигался так, что ни бока, ни корму во время своих маневров не открывал. А усиленную пятидесятимиллиметровую лобовую броню пуля противотанкового ружья пробить не могла.

Нелюбин наблюдал, как Звягин одним броском перебежал дорогу и залег в зарослях низкорослого ивняка на той стороне. Через мгновение его грязный камуфляж уже мелькал среди молоденьких берез справа от танка. Звягин передвигался короткими стремительными перебежками, падал в снег и отползал на несколько шагов в сторону. Из окопов, где сидел, ожидая своей участи, третий взвод, прекратили стрельбу. Но и из танка, видимо, заметили Звягина. Над кормой взвился черный выхлоп, и стальная коробка, вздрогнув, начала пятиться назад. Одновременно разворачивалась его башня. Но тут под основанием приплюснутой башни чиркнула молния. Это бронебойщики, воспользовавшись моментом, влепили в развернутую башню несколько пуль. Однако опасность появления в непосредственной близости от танка русского гранатометчика экипаж «Т-II» I расценивал как наибольшую. И началась охота за Звягиным.

Танк развернулся. Башенный пулемет плескал огнем не переставая. Пули рубили молоденькие березки над самой головой связного. Звягин исчез.

– Убило Звягина, товарищ старший лейтенант, – покачал головой пожилой раненый боец из недавнего пополнения, фамилию которого Нелюбин еще не запомнил. Многие в эти минуты наблюдали за поединком танка и человека. – Эх, голова его садовая! Надо было дальше обходить! Поторопился.

– А ты бы сам взял гранату и попробовал, – заметил ему санитар.

– Я уже отпробовался. – И боец поправил свою ногу, лежавшую на затоптанном снегу. – Если кость цела, то месяц-полтора проваляюсь. А вот тебе, молодому, в самый бы раз парню помочь.

– Вон он, наш Звягин! Хер ты его возьмешь! – Санитар радостно хакнул и указал рукой на березняк.

– Живой! – изумился и боец.

Скрюченная фигура Звягина действительно возникла среди обрубков молоденьких берез. Камуфляж на нем был в лохмотьях. Танк тем временем двигался по прямой вправо, должно быть, рассчитывая найти гранатометчика там, где он минуту назад залег. А Звягин встал из снега ближе к окопам третьего взвода. Танк промчался рядом с ним, быть может, в каких-нибудь двух-трех шагах. Башенный и курсовой пулеметы распахивали снег по фронту движения.

Вот теперь, Звягин, не промахнись. Пальцы Нелюбина одеревенели на бинокле. Он увидел, как Звягин распрямился, и на корму танка полетел, кувыркаясь, тяжелый предмет. Взрыв произошел мгновенно, как только брошенная Звягиным граната коснулась площадки трансмиссии «T-III». Танк еще какое-то время продолжал двигаться своим курсом, но потом начал резко загребать гусеницей вправо, к дороге. Открылся люк и из него, как черная горошина, выкатился на горящую броню человек. За ним выполз другой.

Звягин снова встал из снега. Теперь он держал в руках ППШ и опустошал диск, очередями в упор расстреливая немецких танкистов.

– Так-то им и надо, – выдохнул пожилой боец. Его уже начало колотить от холода и потери крови. Но он все же досмотрел поединок Звягина с танком до конца. – Это им не сорок первый год.

– А ты что, дед, в сорок первом воевал? Тебя ж недавно мобилизовали!

Только теперь Нелюбин рассмотрел рядом с пожилым еще одного раненого.

– Мобилизовали… А в сорок первом я добровольцем воевал. Только мы тогда недолго навоевали. Попали… Тут, недалеко, под Рославлем. До лета там прожил.

– Зятевал, что ли? – усмехнулся молодой, бережно придерживая толсто забинтованную руку.

– Зятевал! А что ж, в плен идти, что ли? Пристал к одной…

– И кто ж на тебя, дед, позарился? К старухе небось какой на печку заполоз?

– Зачем к старухе? К молодой.

И то, как Звягин расправился с немецким танком и экипажем, и разговор раненых бойцов напомнили Нелюбину первую военную зиму, искрящееся на морозе снежное поле под Иневкой, ослепительно-белое пламя горящего фосфора на моторной решетке самоходного штурмового орудия, на которой разбилась бутылка КС, деревню близ Варшавского шоссе, куда он забрел, спасаясь от холода и казаков атамана Щербакова. Пришлось в ту зиму и ему пожить в примаках.

– Карпов! – окликнул он санитара. – Давай за санями! Живо! Чтобы через пять минут раненые были вывезены в тыл! – И он вскочил на затекшие ноги и побежал в сторону дороги, где копошились в кюветах и окопах бойцы взвода старшины Пересвятова и где, немного правее, разгорался подожженный Звягиным немецкий танк. Ему захотелось срочно увидеть своего связного и обнять его, убедиться, что он, тот, посланный им на смерть, жив и здоров.

Мертвых и раненых, с оторванными руками и ногами, с раздробленными позвоночниками и выпавшими из глазниц вытекшими глазными яблоками от резкого удара взрывной волны в замкнутом пространстве, – всех их завалило битым кирпичом и обломками кровли. Бальк успел отползти на четвереньках от дверного проема, когда в сарай с ревом влетел первый фугасный снаряд.

Бальк лежал с открытыми глазами и не понимал, жив ли он, или его остывающий мозг все еще фиксирует происходящее вокруг, а тело уже умерло. Потом он услышал прорвавшиеся к нему, будто из преисподней, звуки. Вначале ему показалось, что это прямо над ухом стреляет через его голову противотанковое орудие. Но потом увидел красноармейца с перекошенным от злобы лицом. Тот стоял на середине сарая и, передергивая затвор винтовки с примкнутым штыком, старательно прицеливался и торопливо делал выстрел за выстрелом.