Онлайн книга «Правда и блаженство»
— С какой идеологией? — заинтересовался Геннадий Устинович. — Машкин правду-матку режет. Но только ту, которая ему выгодна. Он уже тогда политиком был. — Чего-то ты загнула. Не поймешь сразу-то. Что они красули нажрались, это я понял. А про политику растолкуй. — Он Ворончихина-младшего предал. И объяснил это тем… — Кира Леонидовна помедлила с ответом сожителю, пытаясь вспомнить слова Машкина. Но конкретных выражений не вспомнила — что-то полублатное, вёрткое, — лишь вспомнила его настрой и свое впечатление: «Сопляк еще, а такой хлюст!» — Говорит, все хотят чистенькими быть. А меня, если поскользнулся, ногой пнуть… Нет! Вы все такие же. Меня не чище! — Правильно говорил! — поддержал Геннадий Устинович. — Ворончихин, говорит, меня сам потащил в магазин. За вином. Записку для продавщицы сочинил… После распития, мол, хотели к девчонкам идти. Но потерялись, развезло… А главное не это, — сказала Кира Леонидовна задумчиво. — Чего главное? — Главное, говорит, если вы меня Ворончихину выдадите, вам же хуже будет. Свой авторитет подорвете. Вы, говорит, тоже чистенькой хотите остаться. Пример другим подавать… — Ух ты! — оживился Геннадий Устинович. — Этот Машкин далеко пойдет. — Похоже, уже пошел. Высоко метит. Вон как ГКЧП кроет. Не боится. Депутат местного городского совета Игорь Исаевич Машкин проявлял в телевизоре незаурядную борзость, бранных слов по адресу «янаевской шайки» не жалел. XIX О Вике ни слуху ни духу целых три дня. Нигде не осталось следов от нее. Записка, номер телефона, написанный помадой на зеркале в прихожей, забытая расческа, заколка, — ничего такого. Без Вики становилось невыносимо. Алексей позвонил на студию Марку Гольдину. Доискаться ее координат. — Это не Вика! Я знаю, про кого ты спрашиваешь. Валька Брянская, — скоро сообразил Марк. — Вика у нее псевдоним. Просила, чтоб отправил на заработки в Турцию. Стриптизершей… Что, здорово тебя обула?.. Ничего? Совсем ничего не взяла? Ты проверь! И радуйся, что тебе Валька Брянская попалась. Она хоть классно выглядит, стриптиз-танцовщица. На столе у тебя танцевала? А-а… Понравилось? Попалась бы какая-нибудь Манька клофелинщица, все бы вынесла до последних трусов. — Ты пошляк, Марк! — выкрикнул в трубку Алексей. — Ты никогда не любил женщин! Ты их потребляешь, как потребляют мороженое. — Откуда ты знаешь, что люблю мороженое? — Все пошляки любят мороженое! Алексей бродил по квартире, тыкался во все углы… Шептал: «Вика, Вика… Марк пошляк. Он просто пошляк… Все пошляки завистливы, циничны. Их никогда никто не любил бескорыстно. И они никогда за так просто никого не полюбят… Они хотят опошлить любые чувства других. Вика. Вика! Вика-а!!!» Он машинально, почти без умысла забрался в верхний ящик тумбочки. Там среди всякого мелкого канцелярского барахла находилась расписная палехская шкатулка, в которой Алексей хранил заначенную наличность. Шкатулка была на самом виду. Еще недавно там лежало две с половиной тысячи долларов. Теперь — пять сотенных купюр, прикрытых запиской. «Лешенька, милый! Как мы с тобой договорились, я у тебя немного взяла взаймы. Верну через 2 недели. В крайнем случае через месяц. Целую. Люблю. Твоя Вика.» — О-о-о! — ласково взвыл Алексей и поцеловал записку. — Какая замечательная сука!.. А все-таки я в нее влюблен. Надо как можно дольше держать в себе это чувство. Это святое экзистенциальное чувство любви! Алексей нашел в рукописи Яна Комаровского «Тайный смысл женских имен» расшифровку имени Валентина. «Валентина — из тех, которая и вашим и нашим — всем спляшем…» Отметить победу новой демократии заехал Осип Данилкин. Привез бутылку виски и лимон. Тут же полез в холодильник Алексея искать закуску. Осип наполнил квартиру многословьем и эйфорией победы. Он сиял от восторга: — Мне сам Ельцин руку пожал! А потом еще по плечу похлопал. Понял? Куда ты пропал? Тебе тоже надо было засветиться в Белом доме! — Зачем? — грустно сказал Алексей, замечая, что у Осипа, который торопливо режет на кухонной доске раздобытый в холодильнике кусок салями, мелко дрожат руки. — У нас парень в учебке служил, — издалека подступил Алексей, — Данька Тимофеев. Детдомовец. Тщедушный такой, хиленький. Кличка у него была «Клюшка». В детдоме, наверное, ему здорово доставалось… У него тоже руки дрожали, когда он к хлебу тянулся. Особенно — к белому. Наверное, он его вдоволь никогда не ел… — Ты это к чему? — Когда ты, Оська, занимался фарцовней и брал деньги за пластинки и джинсы, у тебя тогда руки тряслись меньше, чем сейчас… — Плевать! — отмахнулся Осип. — Мы победили! Понял? Теперь этим старым цэковским носорогам ничего не светит! Наши идут… Призрак коммунизма отбродил навсегда, доживает последние дни в «Матросской тишине». Этот мир мы больше никогда не отдадим голытьбе! — У нас в Вятске был местный турнир по футболу. Между предприятиями, — сбивал Осипа своими историями Алексей. — Как-то раз с обувной фабрикой должен был играть ремзавод. Но перед матчем на ремонтном заводе выдали получку… Вечером на поле команда ремзавода выйти не смогла. Все бухие. Им «баранку» записали. — Поделом дуракам! Сейчас очки достались Ельцину. Эти мудозвоны путчисты сами виноваты, что запили и провалили заговор. — Им, видать, до путча тоже зарплату выдали, — заметил Алексей. — Ельцин, знаешь, чем силен? Нюхом! Он чует, где прорыв, где победа! Горбачов утильсырье. Свое оттарабанил. Теперь время Бориса! То, что он любит вмазать и немного валенок, это хорошо. Народ таким больше доверяет… Пора нам мозги приложить. По-крупному. Наш час пробил! Книжный бизнес отодвинем. Создадим совместное предприятие с Голландией. Мне уже дали в Белом доме наводку… Теперь никогда не будем пить дрянную водку! — скаламбурил Осип, рассмеялся и поднял стопку с виски. — Ты что, когда-то пил дрянную водку? Сын начальника главка? — Приходилось… Неоднократно! — парировал Осип. — К сожалению, не все в Москве дети министерских чиновников. — Кто такой Ян Комаровский? — спохватившись, спросил Алексей. — Гена Палкин. Журналюга. Занимается компиляцией, составительством книг на все темы. Пишет астрологические прогнозы… — Не мудрено, — задумчиво сказал Алексей. — Если мы, Осип, сворачиваем издательство, я хочу забрать свою долю. Отправлю деньги матери. Пусть купит благоустроенную квартиру. Она всю жизнь надеялась, что наш барак снесут и дадут новое жилье. Теперь уж точно простому человеку ничего не дадут… — Решать тебе. Мать есть мать, — согласился Осип. — Но помни, Леша, теперь простой человек и быдло в России — это не одно и то же. Простой человек захочет выжить — выживет. А быдло пускай дохнет. — У нас в юношеские годы проводились боксерские бои. В рукавицах. До первой крови. Или до отруба, — по-прежнему насаждал аллегории Алексей. — Однажды однокашник мой, Игорь Машкин, шустрый, коварный в общем-то, ударил кулаком в лицо моего друга Костю Сенникова, он теперь монахом стал. Все кричат Косте: ответь! Бей Машкина! А Костя отвечает: я человека по лицу бить не могу… Костя кто? Быдло? |