
Онлайн книга «Угол атаки»
И тень ракеты класса «воздух – воздух», И перегрузки в диком вираже… Моей машины бренные останки Неслись к земле чадящей головней, А в вышине два белозубых янки Беззлобно хохотали надо мной. Стучали колеса. Поезд удалялся от Мытищ, и с каждой секундой старик все больше убеждался, что самолет ему не привиделся. Мне повезло – меня на третьи сутки, Почти что как в кино, отбил десант. Потом хирург, большой любитель шутки, Спросил – ну как, мол, там, на небесах? Я лишь мычал, наркозом оглушенный, Но с той поры, хоть столько лет прошло, Мне снится запах операционной В сопровожденьи непечатных слов. Да я-то ладно, мне Господь отмерил За тех парней, что к звездам вознеслись, Обидно вот, что те, кому я верил От нас так суетливо отреклись… Но навсегда со мной, как запах хлеба, Тот сон, в котором, всем смертям назло, Мой самолет в тропическое небо Вонзается серебряной стрелой… И, чуть помедлив, певец закончил: Си-и-иние Небеса над Росси-и-ею, Облака в белом инее И закаты в росе-е-е! Горько-о-о нам: В царстве неба жестоко-ого Тридцать пять было соколов, Уцелело лишь семь… [57] Утих последний аккорд, и мужик, сняв замызганную кепку, пошел по проходу между сидений. – С-сукин сын! – с восхищением пробормотал старик, торопливо нашаривая в карманах мелочь. Две или три разнокалиберные монетки там все-таки нашлось. Отыскалось несколько монет и у парней. – Ты откуда эту песню знаешь? – поинтересовался старик, когда певец подошел к ним. – Напели как-то, – пожал плечами парень. – А я запомнил… – Хорошая песня… – сказал старик, опуская рубли в кепку. – Спасибо, сынок. – Не за что, отец. С наступающим! – певец пошел дальше. Звякали монеты, шелестели мелкие купюры, которые ему щедро накидали в кепку остальные пассажиры. – Простите… вы летчик? – спросил парень в очках. – Летали во Вьетнаме? – Да, летал, – кивнул старик. – Я был инструктором. Вьетнамцев на «МиГ-21» учил летать. – А с «Фантомами» встречались? – спросил второй. – Было пару раз. – А сбивать удавалось? – уточнил парень в очках. – Один раз видели, как он потом упал. Этого вот засчитали. А другой раз американец ушел. – Здорово! – парни переглянулись. Потом тот, что был в черной куртке, спросил: – А награды у вас есть за эту войну? – Есть. Орден потом дали, – ответил старик. – А вы сами, я гляжу, в авиации понимаете. На кого учитесь? – Я на авиатехника, – сказал парень, – а он – на психолога. – Понятно, – усмехнулся старик. – А я думал, вы оба – авиаторы. – Да не, – поправил очки второй. – Я скорее любитель. Просто нравятся самолеты. – Понимаю. У меня с этого же начиналось, – улыбнулся старик. – Правда, в мои годы попроще было стать летчиком, но у вас еще все впереди. – Я думаю, со временем получится и у меня, – ответил юноша. Всю дорогу они разговаривали о том о сем, изредка переключаясь на тему вьетнамской войны и авиации. Потом, когда голос машиниста возвестил с потолка, что поезд прибыл на конечную станцию, выяснилось, что им в разные стороны: парни направлялись в авиационный музей, а старик – в гости к своему сослуживцу. Тепло попрощавшись, они разошлись. Старик добрел до нужного ему дома и позвонил в дверь. Почти сразу ему открыл дверь улыбающийся сослуживец. Тоже седой как лунь, но все такой же крепкий. – Володя! – Миша! Они обнялись. В коридор выскочил внук Маргелова, застыл, глядя на стариков. – А это мой меньший внук, Дима зовут! – гордо сказал Володя. – Пять лет позавчера исполнилось. – Деда, а, деда! – тут же заныл Дима. – Ты в музей обещал! Маргелов хотел было приструнить внука, но Хваленский опередил его: – Давай в музей сходим, в самом-то деле! Успеем еще в квартире посидеть… Димка с радостным воплем метнулся за одеждой. Вскоре все трое шагали в сторону музея. Димка, явно недовольный тем, что деды идут не так быстро, как ему хотелось бы, то и дело поторапливал их, потом уносился вперед и снова возвращался, чтобы крикнуть: «Деда, ну быстрее, ну чуточку, ну пожалуйста!» – и снова убежать. – А я вот так и не женился, – тяжело вздохнул Хваленский, глядя на пацаненка. – Старый пень… теперь один как перст… Жалею. – Своя прелесть в этом была, – кряхтя, ответил Маргелов. Его последнее время беспокоила спина. – Зато ты с летной работы только в сорок четыре ушел… А меня уже в тридцать пять на землю перевели. – Это точно… Они вошли в музей – отгороженный от старого аэродрома кусок летного поля, на котором стояли десятки самолетов и вертолетов. Когда-то все эти машины летали и несли службу в советском небе, а теперь, казалось, впали в спячку до лучших времен. Людей в музее почему-то было сегодня особенно много – наверное, из-за праздника. Щелкали фотоаппараты, кто-то громко восхищался необычными очертаниями какого-то самолета; неподалеку экскурсовод рассказывал посетителям о стоявших в музее машинах и их судьбе. – Хоть бы музыку включили, что ли… – проворчал Хваленский. Из развешанных на столбах колонок вдруг грянуло: Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, Преодолеть пространство и простор. Нам разум дал стальные руки – крылья, А вместо сердца – пламенный мотор… – Во как! – улыбнулся Маргелов. – Живет еще страна, а?! Я уж думал, как всегда, какую-нибудь дрянь включат… Бросая ввысь свой аппарат послушный, Или творя невиданный полет, Мы сознаем, как крепнет флот воздушный, — Наш первый в мире пролетарский флот! — надрывались динамики. Старики зашагали по асфальтовой дорожке между рядами машин, а Димка убежал куда-то вперед и затерялся среди посетителей. Друзья прошлись вдоль строя серебристых бомбардировщиков, потом вернулись назад – Маргелов заметил, что Димка непостижимым образом уже оказался у большого вертолета возле входа в музей. – Деда, деда, там в вертолет пускают! – закричал мальчишка, едва Маргелов окликнул его. – Пойдем, деда! Хочу в кабине посидеть! |