Книга Умный выстрел, страница 38 – Михаил Нестеров

Все же мы свернули. И тот, кто контролировал мою правую руку, отвечая, наверное, за невыносимую боль в ней, пинком открыл дверь.

Такие помещения, в котором я оказался, часто показывают в фильмах ужасов: просторная комната, единственный светильник в центре отсыревшего потолка, свет падает полукругом, цепляя равные части четырех стен и оставляя в тени углы комнаты. Она пуста. Бетонные стены исписаны симпатической краской, и слова проявятся при первом моем крике.

Страдания. Обморок. Агония. Смерть.

Единственный стул в середине помещения отпугнул бы даже смертельно уставшего человека. Стул был с короткой спинкой, едва доходившей мне до поясницы. Крепкие руки сопровождающих сжали мне плечи, как клещами. Тут была только одна дверь, и я сидел к ней спиной. Так что я сначала услышу главного исполнителя и только потом увижу его. Как он выглядит? Может быть, лицо его изуродовано, может быть, он ущербный, а может, — инвалид. Сейчас мода на инвалидов-садистов, и кинематографисты крепко оседлали их коляски.

Это был первый этаж заброшенного двухэтажного здания. Прохудившаяся крыша не спасала от дождя, и вода, скопившаяся на втором этаже, каплями падала на середину комнат и коридоров и ручейками стекала по стенам, эхом отдавалась у меня в голове. Гнетущая обстановка.

За этой капелью я пропустил «начальные» шаги человека. А дальше — представил его со спины. Сутулый, одетый в знакомую уже коричневую куртку, готовый выхватить из кобуры пистолет.

Его шаги показались мне тяжеловатыми и равномерными, как будто он держал в руке метроном… Он идет прямо, попадая ногой в лужицы. Я отчетливо слышу плеск, и в моей голове вырисовывается другой образ — гребца в утлом суденышке, и в блестящей от дождя куртке отразился шлем с непроницаемым забралом…

Томительное ожидание выматывает из меня нервы и плетет из них психоделические узоры, как будто меня накачали наркотиком. Может быть, это здание раньше было психлечебницей?.. Я был готов принять этот ответ. Но может, услышу другой?

— Где это мы?

— Там, где надо, — отрезал вполголоса один из моих конвоиров, тоже, как мне показалось, считавший шаги за стеной.

А они становились все отчетливее. Наконец мой главный оппонент перешагнул порог комнаты. И прежде чем я его увидел, я услышал свой новый позывной:

— Урод!

Я узнал его по голосу. Хотя странно было от него услышать грубое слово, не говоря уже о нецензурной лексике. Его поведение и статус-кво я бы оценил на 12 с плюсом. Мне ничего другого не оставалось, как парировать:

— Урод, награжденный орденом «За заслуги перед Отечеством». И раз уже мы перешли на «ты»… — Я невольно зажмурился, ожидая для начала позорного подзатыльника. Что потом? Вряд ли дело дойдет до пули в затылок.

Сейчас он скажет: «Мне, шефу отдела Контрольной управы, что, больше делать нечего?..» Остальное я должен буду домыслить: кроме как гоняться за всякой швалью вроде меня, и прочее в том же духе.

«Чем больше перекрестков, тем больше шансов не доехать».

Сегодня я снова остановился на перекрестке Гутмана. И может быть, он объяснит наконец-то значение этого жутковатого слова. На перекрестках бросают наговоренные вещи и опасаются козней чертей; на перекрестках было принято хоронить самоубийц и некрещеных детей…

Я резко сменил тон. В короткий вопрос, адресованный Гутману, я вложил основное содержание нашей единственной беседы и все, что из нее вытекло — хорошее и не очень.

— Ты на моем месте что сделал бы?

— Застрелился. — Гутман бросил мне на колени мой «иж».

Я вынул магазин. Конечно, он был пуст.

— Сошина знает?

Он выдержал паузу, прежде чем дать ответ, как будто противостоял какому-то воздействию извне.

— В другой ситуации я бы сказал тебе спасибо: ты сделал за нас работу, и судья теперь в нашей команде.

— Значит, на благодарность рассчитывать бесполезно. Кстати, сам-то откуда узнал о звонке с твоего телефона?

— Это работа нашей службы безопасности. Еще вопросы есть?

Нет, то был не вопрос, а скорее мысли вслух:

— Судья на крючке…

Однажды в ее кабинет войдет подтянутый молодой человек с военной выправкой и спросит, назвав свою должность в Контрольном управлении: «Это бюро добрых услуг?» И она ответит: «Да. Чем могу быть вам полезна?» А если она вдруг сошлется на плохую память, плохое зрение или слух, ей напомнят эпизод из ее частично запачканной репутации и в стиле обращения Тараса Бульбы к сыну Андрею…

— Я тоже в вашей команде?

— Много болтаешь, — огрызнулся Гутман.

Еще один лишний вопрос. В моем шкафу не болталась на плечиках судейская мантия, однако и такому «мерзкому типу», как я, однажды могут намекнуть на то, как быстро, оттого и небрежно он сработал в одном отдельно взятом случае. Но — кто не рискует, то не пьет шампанского. «Риск — мое ремесло». И еще десяток лестных отзывов о самом противоречивом и обсуждаемом действии на свете. А замыкает форум фраза: «Риск — благородное дело».

— Судья, будь она сейчас здесь, может быть, вступилась бы за меня.

— С чего бы это?

Самое время блеснуть выборочными познаниями в области права.

— Обоснованный риск, по статье Уголовного кодекса, — одно из обстоятельств, исключающих преступность деяния; а достижение общественно полезной цели, которая не могла быть достигнута иными действиями, не является преступлением. Когда я снимал трубку телефона в твоем кабинете, у меня и в мыслях не было вызвать экологическую катастрофу или эпидемию.

— Да, может быть, она и вступилась бы за тебя — но с непременным условием, что воспользуется своим табельным оружием по назначению: пристрелит тебя. Что ты делал в Солнечногорске? — без перехода спросил Гутман.

— Искал следы одного человека.

— Нашел?

— Да. Человек этот как две капли похож на убийцу Вадима Перевозчикова, за которого мы с тобой хлопотали перед судьей.

— Не зарывайся.

— Ладно, не буду, — пообещал я. — Не знаю его имени, не знаю, кто он, у него нет мотива — я считаю его исполнителем. Только не представляю, куда воткнуть его слова, адресованные Перевозчикову. Он обещал вытащить его из тюрьмы, он обещание выполнил. Так разговаривают начальник и подчиненный, в крайнем случае — два равных партнера, один из которых облажался.

— Можешь назвать мотивированных подозреваемых?

— Тебе-то это зачем?

— Мне что, клещами из тебя ответы вытаскивать?

— Ну раз ты настаиваешь, пожалуйста: познакомься с моей фантазией… Майор Михайлов — первый подозреваемый. Сейчас что ни день, то новые разоблачения: пресечена деятельность банды участковых, ОПГ оперуполномоченных…

— Ты говоришь так, словно хочешь оправдать этих людей.