
Онлайн книга «Сожженные дотла. Смерть приходит с небес»
— Позовите ко мне ротмистра. Он посмотрел на пустой стул, на который падал свет от лампы. «Лучше бы это был электрический стул», — подумал он. В этом случае надо бы посадить жертву лицом к стене. Чтобы ей не было видно, когда он нажмет на кнопку. Его взгляд пробежал по бумаге на столе. Он заметил орфографическую ошибку. Поскольку это была его собственноручная запись, он почувствовал стыд и тут же исправил ошибку. Вдруг кто-нибудь прочтет! Он раздавил муху и вспотел. Сегодня он не допустил ошибок. Это его удовлетворило. Боевой комендант Эмги во время сражения! Напряжение, заботы и немного страха. Ну, теперь это все миновало. Он стал старше, но его честолюбие еще оставалось молодым. Если когда-нибудь война будет выиграна, он приукрасит это дело. Он уже представлял себя рассказывающим: «За четыре часа русские прорвали оборону дивизии. Фронта больше не было. Ужасная неразбериха. И тут я получаю приказ из штаба армии, что должен остановить отступление…» Подробности лучше опустить. Историю с вездеходом, приготовленным для себя, он бы выбросил. Он вытер грязным платком пот со лба. В тот момент он был похож на гнома. Когда вошел ротмистр и сел на стул, майор сразу приступил к делу: — Что с фельдфебелем? Ротмистр на секунду задумался: — Ничего. Хотя он не был близко знаком с комендантом, у него было чувство, что разговор будет протекать неприятно. — Полагаю, что вы меня неправильно поняли. Я отдал вам приказ. Когда вы, наконец, приступите к его выполнению? — Никогда! — И, испугавшись своей храбрости, ротмистр добавил: — Отсутствует утвержденный приговор! Плохое обоснование. Кажется, майор намеренно проигнорировал «никогда!» и сказал: — Дело запутанное. Военный судья был дурак. Нам предстоит расхлебывать это вдвоем! — Извините, господин майор, я не понимаю, почему! Свет керосиновой лампы слепил ротмистра. Ночной мотылек бился о стекло. Комендант начал обстоятельно объяснять: — В штабе армии хотели провести показательный процесс. Все было на лезвии бритвы. Там хотят дать войскам устрашающий пример. Такая же неразбериха у нас может произойти и завтра. Может быть, военный судья был неправильно проинформирован. Его отправили в Эмгу, чтобы вынести приговор. Кого засудить — было все равно. Только приговоренный не должен быть простым солдатом. Кого мне выбрать? Может быть, вас? Ротмистр почувствовал, что краснеет. — Значит, вы выбрали фельдфебеля и сообщили его фамилию в штаб армии. Армия, в свою очередь, объявляет, что был расстрелян фельдфебель. Тем временем военный судья приговаривает не того, кого надо. А фельдфебель все еще жив. Трагедия без трупа! — Наша задача — чтобы труп был! Ротмистр слегка отодвинул стул в сторону. Свет лампы был невыносим. Каждый раз, когда мотылек бился о стекло, оно отзывалось тихим звоном. — Да это же бред! Лицо майора исказилось: — Его признали дезертиром! — Таких наберутся тысячи. — Ротмистр подумал о своем шофере. Парень оставил его в дураках. Комендант наморщил лоб. — По имеющимся на настоящий момент сведениям, почти четыре тысячи человек убиты или попали в плен. Рота этого фельдфебеля в лучшем случае пропала без вести. Одним больше, одним меньше — речь не об этом. — Именно об этом, господин майор. — Вы что хотите? Человек теоретически мертв. Его родственники оповещены. Его вычеркнули из списков довольствия. Его должности нет. Кроме того, все командиры рот уже зачитали приказ по армии о его расстреле. — Неприятное объявление, — сказал ротмистр. Стекло зазвенело. Мотылек твердо решил погибнуть. — Вот именно об этом неприятном объявлении, как вы говорите, и идет речь. — А если у него будет возможность перебежать? Майор покачал головой: — Как вы хотите это устроить? Если фельдфебель не будет расстрелян, пойдут разговоры. Однажды начнут расследовать это дело и от меня потребуют труп. В качестве квитанции в определенном смысле. Что тогда? — У вас, как у боевого коменданта, есть определенные возможности… Майор покачал головой: — Я больше не боевой комендант. Прорыв ликвидирован. Вдруг он ударил кулаком по столу, крикнув: — То, что вы предлагаете, — измена! В гневе он смахнул со стола несколько карандашей. Комендант любил карандаши с нежностью коллекционера. — Вы его расстреляете! Ламповое стекло зазвенело. Мотылек полетел на пол. Несколько раз он еще дернул обгоревшими крыльями. — Прикажите полевому жандарму! — попросил ротмистр. Майор наклонился за карандашом и снова показался из-за стола: — Полевой жандарм может отказаться. Он знает, что приговор не был вынесен! — Он сладко улыбнулся: — Между вами и жандармом есть одно различие. У него — незапятнанная репутация. Установилась мучительная тишина. Жужжание мухи, летавшей вместо мотылька вокруг лампы, было единственным звуком в комнате. — Почему? — раздраженно спросил ротмистр. — У меня есть доказательства, что ваш дивизион покинул позиции без достаточных на то оснований. Достаточно одного моего доклада, и с вами все кончено! У ротмистра на лбу выступил пот. Он допустил ошибку. Теперь он вспомнил. Ему надо было уничтожить журнал боевых действий. По записям в нем каждый может понять, что случилось. В городской комендатуре была радиостанция. Каждое входящее сообщение регистрировалось с указанием времени. Может быть, радист с его участка доложил, что соприкосновения с противником нет! А он в тот момент приказал отступать. В журнале значилось: «Под натиском противника отхожу в пункт Н.». Этому типу тогда уже было все известно. — Итак? — спросил майор. — Вы гарантируете мне… Комендант саркастически рассмеялся. — Я могу идти? — Можете. И доложите мне сразу об исполнении. Ротмистр шел по коридору на выход, как ходит по суше водолаз в костюме со свинцовыми подошвами. Площадь перед комендатурой лежала в темноте. Со стороны фронта доносился глухой рокот. Словно большой корабль, на него надвигался пакгауз. Невольно он пошел медленнее. Через час он станет убийцей. Если дело пойдет быстрее — то через полчаса. Словно в дурном спектакле. Он сидел в ложе, смотрел на сцену и вдруг должен играть роль. Для зрителя это несложно. Но чем ближе выход на сцену, тем более нервным он становился. А действительно ли ему надо играть? Да. Там был журнал боевых действий. Безжалостный кусок бумаги, договор с чертом. Если он от этого не отделается, то его разжалуют… |