Книга Блицфриз, страница 41 – Свен Хассель

Мы хватаемся за кусты и деревца, чтобы влезть на склон. Ефрейтор-пехотинец впереди меня получает пулю. Останавливается, будто наткнулся на стену. Автомат его взлетает в воздух, он падает навзничь и катится вниз в облаке снега. Тело останавливает куст, но каска продолжает катиться. Волосы у него желтые, как пшеница, и выглядят на снегу только что расцветшим подсолнухом.

Я останавливаюсь на секунду и смотрю на него, потом следую за остальными.

Пулеметный огонь становится более яростным. Русские стреляют сверху. Пулеметные очереди отрывают от деревьев длинные щепки. Среди нас падают со свистом большие осколки камней и льда.

Пятая рота ищет укрытия в кустарнике. С привычной быстротой устанавливаются пулеметы, чтобы прикрывать седьмую, идущую впереди. Под холмом минометчики устанавливают минометы, и вскоре мы слышим приятные «Плоп! Плоп!» своих вылетающих из стволов мин. Грохот минометов противника ужасен, но от наших раздается замечательно утешающий звук.

— Примкнуть штыки! Приготовиться атаковать врассыпную! — раздается команда.

— Береги кишки, Иван Вонючкович, я иду выпустить их! — кричит Малыш, вытаскивая короткий штык-нож из ножен. И с поразительной скоростью несется вперед под прикрывающим огнем автомата Хайде.

Дульные вспышки на русской полосе обороны образуют длинное огненное ожерелье. Хайде сменяет меня у пулемета. Я гранатометчик, должен идти вперед и попытаться уничтожить два пулеметных гнезда. Действовать нужно быстро. Я бросаю одну за другой пять гранат. Они падают там, где нужно. Одна — возле крупнокалиберного, беспрерывно строчащего пулемета. Одна — чуть правее того места, где залегла командная группа. Остальные — подальше, возле сложенных боеприпасов.

Порта стреляет с бедра на бегу. Малыш в нахлобученном на голову сером котелке следует за ним. Он делает вид, будто считает, что котелок заставляет пули противника в ужасе отклоняться от него.

— Действуй! — яростно кричит мне Старик. — Бросай гранаты! Уничтожь этот «максим»!

— Пошел ты! — отвечаю я и продолжаю лежать.

Крупнокалиберный «максим» стреляет так, что даже муха была бы убита, если б, обезумев, попыталась пролететь над снежным полем.

— Вперед, или пойдешь под трибунал! — взбешенно кричит Старик.

«Максим» делает перерыв в стрельбе, и я, нервозно напрягшись, вскакиваю и бегу вперед.

На бегу я бросаю гранаты. Тяжелый пулемет взлетает высоко в воздух вместе с пулеметчиком.

Наши ноги работают, как поршни гоночной машины. На концах наших стволов тускло поблескивают окровавленные штыки.

Мы валимся в траншею противника. Теперь мы почти в безопасности, пока не побежим слепо вниз по склону.

Мы прекрасно знаем, как забрасывать гранатами траншеи. Противнику нельзя давать времени подумать. Первые три минуты являются решающими. Я бросаю на бегу гранаты в каждое убежище. Позади меня гремят взрывы. Когда я огибаю угол, группа солдат покидает траншею. Моя последняя граната падает среди них и взрывается с жутким грохотом. Весь снег забрызган кровью. Я срываю с плеча автомат и разряжаю рожок в тех, кто еще движется. Потом ложусь между двумя изуродованными телами.

— Молодчина! — одобрительно говорит Старик.

— Как-нибудь его фамилию назовут по радио в списке героев, — говорит с язвительной усмешкой Малыш. — Потом выяснят, что он треклятый жид, и повесят с приколотой к одному месту звездой Давида!

Он быстро поднимает свой пулемет над краем траншеи и открывает огонь по бегущим русским, те в панике катятся вниз по склону.

— Прекратить огонь! — командует обер-лейтенант Мозер. — Пять минут отдыха!

Мы валимся на месте. Большинство засыпает.

В полусне я слышу, как Порта что-то рассказывает Штеге про осла, которому пришлось пересекать Ландверский канал во время учения, где военные наблюдатели дали установку, что все мосты взорваны.

— Все бы сошло отлично, — слышу я голос Порты, — не будь этот осел белым! Все сразу же заподозрили, что он шпион международного еврейства…

Я заснул и, к сожалению, ничего больше не слышал. Когда потом я спросил Порту о развязке этой истории, он ответил, что забыл ее и что вообще никогда понятия не имел о еврейском шпионе в облике белого осла.

— Второе отделение, возглавить атаку. Взять оружие! Вперед! Пошевеливайтесь, увальни! — командует обер-лейтенант Мозер.

Вокруг нас падают минометные мины. Мы оборачиваемся и радуемся, что идем впереди. Там, где были наши траншеи, поднимается стена огня и стали. Тяжелая русская артиллерия пристрелялась к ним.

— Вот и река, — с облегчением говорит Старик, указывая автоматом.

Нам не верится, что грязно-бурая канава — это Нара. Даже вздыбившийся буграми лед грязно-бурый.

— Значит, мы последние несколько недель пробивались к этой паршивой речушке, — говорит с удивлением Порта. — Понятно, почему я ничего о ней не слышал.

— Умойся, пожалуйста, — усмехается Малыш и мочится в реку.

— Нара! — негромко произносит обер-лейтенант Мозер. — Значит, мы добились успеха. Москва совсем близко.

— Можно нам сесть в трамвай, герр обер-лейтенант? — спрашивает Порта. — У меня так болят колени.

В последнее время мы окончательно растеряли иллюзии. Хотя и шли от победы к победе, миновали бесконечные колонны пленных, видели горы трофейного снаряжения. В окончательную победу все еще верит только один Хайде.

— Мне плевать, кто выиграет эту войну, — говорит Порта. — Когда я вернусь в Берлин, пусть все они идут куда подальше.

Третья рота начинает переправляться. Мы прикрываем ее огнем из автоматов и пулеметов. Когда она добирается до середины, кажется, взрывается вся река. Желтая, вонючая грязь взлетает на добрые десять метров. Бесконечная пелена пламени распространяется во все стороны, громадные куски льда летят далеко в лес. Третья рота бесследно исчезает под бурлящей водой.

Начинают работать «сталинские органы». Звук такой, будто все планеты солнечной системы устремились к земле, зрелище тоже сходное. Все небо покрыто длинными огненными хвостами, словно падающими звездами.

Там, куда падают мины, не остается ничего живого.

— Проклятые скоты! — негодующе бранится Хайде.

— Почему? — удивленно спрашивает Штеге. — Они только пускают в ход то, что у них есть. И не остановятся, пока мы не поджаримся с треском.

— Этим унтерменшам не дождаться этого! — фанатично кричит Хайде.

— Не будь слишком уверен, — усмехается Порта. — По-моему, они устроили твоему фюреру весьма неприятный сюрприз.

— Он и твой фюрер, разве нет? — угрожающе кричит Хайде.

— Во всяком случае, он так говорит. Эти австрийцы всегда были мастерами убеждать себя. Альпы вызывают у них чрезмерное самомнение.