Онлайн книга «Трибунал»
|
Весь день и большая часть вечера проходят у телефона. Однако, несмотря на все старания, их единственной надеждой остается вахмистр Залли. Гофман садится в свое американское кресло и водружает ноги на стол. На другой день в канцелярии роты стоит гнетущая тишина. Мы все подскакиваем всякий раз, когда звонит телефон. Черный, зловещий, он стоит посередине стола перед Гофманом. — Даже если фюрер захочет поговорить лично со мной на любую тему, — рычит Гофман, — меня здесь нет! Вы не знаете, где я и когда вернусь. Ясно, псы? Перед самым полуднем телефон громко, пронзительно звонит много раз подряд. — Пятая рота, — отвечаю я. — Как там у вас дела? — спрашивает масляный голос, который кажется мне знакомым. — Кто звонит? — спрашиваю. — Не догадываешься? — Нет, но твой голос мне знаком. — Приятно слышать, что узнаешь голос старого друга. Гофман там? Скажи этому дерьму, что кое-кто хочет поговорить с ним. Я указываю на телефон и вопросительно смотрю на Гофмана, тот отчаянно трясет головой и указывает в окно. — Гауптфельдфебеля здесь нет. Что-нибудь передать ему? — Да, скажи, что вам сейчас, наверно, приходится несладко, но если я не сыграю роль доброго друга и не стану помалкивать о том, что знаю, дела будут из рук вон плохи! И тут я понимаю, с кем разговариваю. Этот смех узнал бы из тысячи. Штабс-интендант Зиг! Гофман бледнеет. Видимо, догадался, кто звонит. — Это штабс-интендант Зиг? — спрашиваю с беспокойством. — Инспектор тайной полевой жандармерии, — поправляет он. — Меня перевели в гефепо [95] . Вот что происходит, когда человек хорошо делает свое дело и разоблачает преступников, чтобы они понесли заслуженное наказание. Как поживают мои старые друзья, Вольф и Порта? Все еще фальсифицируют документы в соучастии с Гофманом? Я слышал, они заменили ваши эмблемы на звезды Давида! Гофман несколько раз бесшумно ударяет по столу кулаком. Лицо у него почти зеленое от подавляемой ярости. — Не понимаю, о чем ты. — Еще как понимаешь! Думаешь, я не выведал, что за игры у вас идут, пока служил в вашей вонючей роте? Можешь сказать остальным, если они еще этого не знают, что еврею за позволение оставаться живым с документами убитого немца выносится смертный приговор! — Какое отношение это имеет к нам? — спрашиваю с жутким предчувствием. — Не притворяйся дурачком, — злобно ухмыляется Зиг. — Прекрасно знаешь, что все вы стоите на тонком льду! Если я развяжу язык, то считайте себя счастливчиками, если вам оставят головы на плечах! В лучшем случае получите пожизненный срок в Торгау! — Сколько будет стоить твое молчание? — отрывисто спрашиваю я. Гофман постукивает себя по лбу и смотрит на меня так, будто хочет съесть. Я протягиваю ему телефонную трубку, но он отшатывается, словно она нагрета до красного каления. — Вот теперь ты говоришь дело. Я хочу пятьдесят тысяч марок, чтобы забыть свой долг перед национал-социализмом, притом хочу получить их в течение суток. Кто-нибудь из вас встретится со мной на тропинке за фортом и передаст деньги. Только не пытайтесь устроить какую-то хитрость! Я вопросительно смотрю на Гофмана, он заговорщицки шепчется с Портой и Вольфом. — Нy, так что? — нетерпеливо спрашивает Зиг. — Платить будете? Или прийти и забрать этого обрезанца? Я снова смотрю на Гофмана. Он кивает с откровенным неудовольствием. — Хорошо, — отвечаю я. — Мы тебе сообщим, когда придем туда с деньгами. Нужно сперва собрать их! — Будет разумно собрать их побыстрее! Зиг с демонстративной резкостью кладет трубку. — Паршивый шакал, — орет Гофман, и так колотит кулаком по столу, что телефон подскакивает. — Это мерзкое дерьмо нужно убрать с пути! Он опасен! — Герр гауптфельдфебель, теперь мы должны сохранять спокойствие и ясную голову, — выкрикивает Порта. — Может, нам все-таки нужен дикий кот, — говорит он задумчиво. — Такая тварь способна в два счета превратить человека в фарш! — Не разумнее ли заплатить ему? — говорит Гофман. — Мы можем наскрести пятьдесят тысяч! — Я могу, а ты — нет, — надменно говорит Вольф. — Не забывайте, что я тоже в этом деле, — сухо говорит Порта. — Если придется выкладывать деньги, я внесу половину суммы. Но в принципе я против платы шантажистам. Этот гнусный ублюдок не удовольствуется пятьюдесятью тысячами. Он ненасытен. Мы станем его рабами! — Эмиль Зиг — грязная, подлая тварь, — негодующе кричит Малыш. — Пошли, наделаем в нем дырок! Такие дела нужно быстро улаживать! — Паршивая крыса, он считает себя умным, — говорит Порта и плюет на пол. Гофман с трудом сдерживается. До сих пор еще никто не осмеливался плевать на пол в его канцелярии. В бессильной ярости снова пытается пнуть ротную кошку, но, как всегда, промахивается. — Он был дерьмом, когда мы терпели его в этой роте, — продолжает Порта и берет без разрешения одну из сигар Гофмана. — Хватит! — предостерегающе рычит Гофман и запирает коробку с сигарами в ящик стола. — Может, если сказать Зигу, что лучше быть старым, чем мертвым, — говорит с улыбкой Малыш, — у него хватит ума попросить о переводе в какое-нибудь отдаленное место? — И вся эта заваруха ради какого-то чертова еврея! — злобно говорит Гофман. — Порта! Ради бога, найди выход. Как правило, ты быстро соображаешь! — Давайте выпьем по чашке кофе, — предлагает Порта, без приглашения идет и находит драгоценный запас Гофмана. — Кофе прочищает мозги! Малыш разносит чашки. Проходя мимо гауптфельдфебеля, козыряет ему. Порта отпивает большой глоток кофе и с удовольствием оглядывается вокруг. — Можно как-нибудь вечером пригласить Эмиля прогуляться. В одно из мест с лапландскими девицами. Вы знаете их. Поднимайте стаканы и спускайте брюки! На обратном пути стукнем его по башке и спустим в канализационный люк. Покончим одним махом с ним и его corpus delicti [96] ! При мысли о Зиге в канализации Малыш хватается за живот и громко хохочет. — У нас на Реепербане был стукач по имени Эмиль. Мы звали его Эмиль-карлик, потому что он был карликом. Мы спустили его в канализацию на Давидштрассе. Сперва хотели бросить в реку, но потом одной из девиц пришла блестящая мысль о канализации. Он ушел вниз с громким хлюпаньем, будто вода в унитазе! |