Книга Фронтовое братство, страница 30 – Свен Хассель

Бордель привели в порядок. Пыли на балках больше не было. Появились новые девицы. Большая рыба, висевшая над столом мадам, исчезла. Вместо нее на стену повесили бычью голову. На один из рогов кто-то повесил чулки-паутинки и голубые трусики. Их оставили висеть в виде своеобразной торговой марки.

Легионер, разумеется, не мог принять участия в этой игре. Когда мы удалились с девицами, он сел за стол с пятью бутылками вина и тарелкой какой-то чертовщины из китайского ресторанчика в подвале.

Две побывавших в Африке девицы остались развлекать его. Казалось, что чувствуется запах верблюдов.

На поставленных в ряд столах танцевала совершенно голая женщина. Она изгибалась и вертелась в танце, выпячивала живот и кружилась колесом. На ее теле играли разноцветные подсветки, красный луч постоянно останавливался на самых интимных местах.

Удержать Малыша было невозможно.

В конце концов Легионеру пришлось оглушить его бутылкой.

После ночной экскурсии я вернулся в госпиталь перед самым обходом.

Товарищи покрывали меня, но Линкор, как обычно, была на месте. Она видела, как я вошел. Бросила на меня убийственный взгляд и огласила пустые коридоры своим мужским голосом:

— Быстро марш в палату, поросенок!

— Иду, сестра, — ответил я негромко.

Выражения, рокотавшие подобно затихавшему грому у меня за спиной, были отнюдь не материнскими

— Хорошо было? — с любопытством спросил Малыш. И, не дожидаясь ответа, усмехнулся. — Я сам только что вернулся с похождений. Сразу с троими. Пробовали когда-нибудь такое? Будто попал прямо в рай — тот самый, о котором твердит эта чешская свинья Мориц, — где тебя встречает музыка арф и пение девочек-ангелочков в сиреневых трусиках и узеньких лифчиках с красными бантиками.

Он щелкнул языком и облизнул полные губы. Собрался рассказать о ночных похождениях более подробно и красочно, но ему помешал обход.

Доктор Малер остановился у койки Морица и взглянул на индивидуальную карту пациента, которую подала ему Линкор. Как обычно, он мурлыкал песенку. Одними губами. Немного почитал и замурлыкал снова низким голосом, пристально глядя на судетского добровольца.

— Ну, как себя чувствует наш искатель приключений?

— Неважно, Herr Oberstabsartz [74] , — прокричал Мориц, как учил его унтер-офицер в учебке.

На губах доктора Малера появилась легкая улыбка.

— Вот как? Мой дорогой друг, ты далеко не так плох, как тебе кажется.

Он повернулся к Малышу, лежавшему в положении «смирно», вытянув руки вдоль боков. Выглядел Малыш потрясающе глупо.

— Этот пациент чувствует себя лучше!

Малыш испуганно ахнул, но доктор Малер не услышал этого. Улыбнулся и снова принялся мурлыкать губами.

— Общее состояние пациента в данных обстоятельствах превосходное. Пациент просит выписать его в свою дивизию, в батальон выздоравливающих.

Малыш приподнялся на локте и уставился на него в крайнем изумлении. Главный врач посмотрел на здоровенного хулигана и улыбнулся.

— Поскольку удовлетворить желание пациента возможно, он будет выписан…

Доктор Малер стал считать по пальцам.

— Во вторник, седьмого числа, — подсказала Линкор.

Доктор Малер слегка улыбнулся и дружелюбно кивнул ей.

— Отлично, сестра. Во вторник, седьмого.

Малыш разинул рот. В глазах его стоял ужас. Он понимал так же мало, как и мы, что на уме у главного врача.

Линкор записала это распоряжение протестующе скрипевшей авторучкой. Ее круглые щеки сияли.

Малыш бросил на нее душераздирающий, молящий взгляд.

Доктор Малер быстро повернулся к койке Морица. Взял руку судетца и, к нашему облегчению, сказал:

— Желаю всего наилучшего! Надеюсь, ты у нас хорошо отдохнул.

Малыш с облегчением откинулся на подушку.

— Этот пациент бледен, — сказал доктор Малер, глядя на него.

Линкор фыркнула и протянула главному врачу его индивидуальную карту, где говорилось больше о дисциплинарных взысканиях, чем о болезни. Врач потрогал большой шрам Малыша, послушал сердце. Потом легкие.

— У пациента сильно затруднено дыхание. Воспалены бронхиолы, — продиктовал он.

Линкор неохотно записала это скрипевшей авторучкой.

На лице Малыша появилось выражение безграничного страдания.

— Неприятный запах изо рта, язык сильно обложен.

Малыш далеко высунул язык. Громадный кусок грязного мяса, сильно попорченный табаком и алкоголем.

— А в остальном как дела, мой друг? — саркастически спросил доктор Малер, глядя в страдальческое лицо Малыша.

— Herr Oberstabsartz, когда лежу, то чувствую себя хорошо, — заговорил Малыш голосом умирающего. — Но как только встану, становится плохо. — И выразительно махнул рукой. — Становлюсь как пьяный, Herr Oberstabsartz, голова кружится. Руки слабеют, как было бы, если б вернулся в этот клоповник утром в четыре часа, обойдя все кабаки в городе. Скверно, Herr Oberstabsartz, очень скверно. Только в горизонтальном положении хорошо.

— Гммм.

Доктор Малер кивнул, задумчиво мурлыча марш Радецкого [75] .

На миг показалось, что Малыш хочет присоединиться к мурлыканью, но не успел он начать, как доктор Малер кивнул снова.

— Понимаю. Никакого аппетита, только жажда?

— Никакого, — слабо простонал Малыш, не имевший ни малейшего представления о том, что такое аппетит.

Доктор Малер с улыбкой кивнул и продиктовал:

— Пациент будет неделю на щадящей диете. С койки ни в коем случае не вставать. Горячие грелки. Теплые компрессы. Контрастные ванны. Клизмы. Кроме того, думаю, нужно сделать пробный завтрак с помощью резиновой трубки.

Линкор злобно усмехнулась, обнажив желтые зубы. Доктор Малер кивнул Малышу и пошел к другим пациентам.

Малыш не осознал полностью весь ужас случившегося, пока не кончился обход. Он сыпал проклятьями и бранью, но понимал, что облегчения этой участи не будет.

Линкор сама взялась ставить ему клизму и обращалась с ним отнюдь не деликатно.

Они кричали, рычали, угрожали. Оба не замечали ничего, кроме друг друга и инжектора. Малыш должен был держать трубку. Вода проливалась. Линкор кипела от злости, но сдаться отказывалась. Малыш рычал, что испражнится ей на голову, и намерение это было совершенно серьезным.