Книга Визит в абвер, страница 44 – Александр Сердюк

До Волчьей тропы Борцов и Деффер не встретили ни души, да и по тропе долгое время «топали» беспрепятственно. Безлюдье, с первых шагов казавшееся подозрительным, все время настораживало. По предварительным прикидкам, они вот-вот должны были оказаться в зоне наблюдения. Не только ближние, но и дальние подступы к конспиративной базе безусловно охранялись. Невидимки укрывались в зарослях, ничем не выдавая своего присутствия. Впрочем, пусть себе поглядывают, только не стали бы палить без предупреждения.

Под конец пути подполковник решил передохнуть. Будет безопаснее, если их заметят издали, а не под самым носом. Между деревьями он высмотрел удобное местечко и сбросил с плеч рюкзак. Деффер поставил на землю чемодан с рацией. К оружию не прикасались.

Развели наскоро огонь, приладили на рогулинах котелок, наполнив его водой из ручья. По лесу потянулся дымок, тишину нарушал треск сухих сучьев. Запахи и звуки со временем не могли не привлечь внимания стражи. И действительно, примерно через четверть часа на тропе появились два дюжих парня. Они смело приблизились к костру, остановившись всего в нескольких шагах. Опустив на траву корзины, прикрытые громадными листьями лопухов, оба принялись внимательно разглядывать незнакомцев. Вроде бы военные, форма как есть советская, при погонах и оружии, а там кто их знает. Нынче много разных людей по лесам шастает.

— Ребята, присаживайтесь, чего стоите? — предложил подполковник. — Грибов-то много насобирали? Небось корзины полны?

— Нонче жаловаться грешно, — отозвался один из подошедших. — То подберезовики, то маслята. Да и белых энтим летом пропасть.

— Ну так тем более… Тащите сюда свои корзины, огонек еще жаркий, что-нибудь сообразим из свеженьких-то!

Они послушались, но подойти вплотную не решились.

— Вы кто такие? — спросил парень, одетый в поношенные бриджи цвета хаки и выгоревшую до бела гимнастерку без погон. Его напарник был во всем штатском — серые брюки в полоску, парусиновая куртка и черная сатиновая рубаха со стоячим воротником.

— Нас-то сразу видать, мы в казенной форме, — сказал Борцов, — а вот вы кто?

— Здешние мы, — неохотно ответил парень в бриджах. — Вышли грибков подсобрать, на соленье… Ну а вашего брата как распознаешь, ноне форма еще ни о чем не говорит. Теперь всяк ею щеголяет.

Рассуждал он верно, и это выдавало в нем человека сведущего. «Не иначе как полицай», — определил Борцов.

— Так грибы-то у вас есть? Что не выкладываете? — поднажал Павел Николаевич. — Или только лопухами корзины набили?

— Выложим, не скупые… Но сперва все же любопытно узнать, кого угощать будем. Ежели вы, к примеру, человек наш, то есть советский подполковник, то не жалко. А может, вы оттуда спущены, — и он ткнул пальцем в небо.

— Оттуда, дорогой, оттуда, — Борцов решил лямку не тянуть. — Кашеварить и чаевничать не станем. Вот зальем для порядка огонек и ведите нас по назначению.

— Это по какому же назначению? — хмуро спросил все тот же парень, видать, старший.

— Ладно, не дури… Сам знаешь… К гауптману Шустеру.

Полицая чуточку качнуло: всего ожидал он, только не такого прямого попадания. Как есть в яблочко. Однако замешательство продолжалось только секунды. В следующий момент с обеих корзин слетели лопухи, и полицаи выставили перед собой автоматы.

— Руки! — заорал старший. — Сдать оружие!

— Рук не поднимем и оружие не сдадим, — твердо сказал Борцов. — За малейшее насилие ответите… И перед гауптманом, и перед своим непосредственным начальником… Господином Трынькой…

— Вы что, знаете его?

— Как не знать начальника районной полиции.

Все было верно, и полицаи заколебались. Борцов медленно поднялся, снял с рогулин котелок и выплеснул кипящую воду на огонь. Подобрал с земли разбросанные полицаями лопухи, стер ими с котелка копоть, потряс опрокинутую посудину навесу, ожидая, когда стекут последние капли. Все это он делал без спешки, основательно, по-хозяйски. Остывший котелок спрятал в вещевой мешок.

— Ну, теперь пошли, — он удостоил старшего полицая строгим, начальственным взглядом. — Пошли, говорю, — повторил подполковник, придавая обоим недостающей решимости.

— Ладно, — буркнул полицай, — пошли. Только поимейте в виду: ежели что, живыми не вернетесь.

— Условие принимаем, — Борцов улыбнулся.

Он и Деффер следовали впереди. Тропа спустилась в овраг, потом выбралась из него и зазмеилась по широкой лощине. В конце концов уперлась в болото.

— Кладку замечаете? — спросил из-за спины полицай.

— Видим, отчего же…

Бревна над трясиной лежали добротные, обработанные топором так, что нога становилась прочно, не скользила. Когда-то, готовясь разместить здесь ложный партизанский отряд, фашистские каратели потрудились основательно. За болотом опять возникла торная тропа. Лихо взобралась она на крутой холм и за суковатыми стволами старых дубов замаячили плоские крыши землянок.

Полицаи первым делом разыскали своего непосредственного начальника. Трынька был пьян, из землянки выбрался с трудом.

— Эй вы, шалопаи, — заорал он на конвоиров, пошатываясь, — оружие нащо оставили? Отобрать!

— Да они ж не отдают его, — стал оправдываться старший, — говорят, свои…

— А оце бачили? — Трынька потряс в воздухе увесистым волосатым кулаком. — Есть приказ, значит, нияких разговоров. Отобрать!

Но полицаи не сдвинулись с места.

Не зная толком, кого они привели, и опасаясь, как бы не переусердствовать, Трынька сам подошел к подполковнику.

— Прошу соблюсти порядок, господа, — проговорил он заплетающимся языком. — Гауптман за це з мене шкуру сдерет. И до себя при оружии не пустит.

Борцов послушно расстегнул кобуру, вытащил пистолет.

Деффер последовал его примеру.

— Сдаем лишь до встречи с гауптманом Шустером, — предупредил Павел Николаевич. — Пистолеты новые, пристрелянные. Не вздумайте подменить.

— Та що вы… Цього не буде, — заверил Трынька.

Он вызвался лично представить шефу прибывших и, ввалившись в его землянку, пропустил Борцова и Деффера вперед, а сам расположился у входа, прямо на полу.

Жилище у главаря было просторное и чисто прибранное. Маленькое подслеповатое оконце вымыто и протерто, земляной пол притрушен свежим сеном, сильно пахнущим полынью, железная односпальная кровать на сетке аккуратно покрыта суконным одеялом. Гауптман восседал за самодельным письменным столом в своей обычной форме со знаками различия капитана абвера. Вошедших он встретил колючим взглядом серых, со стальным блеском глаз. Этот взгляд, которым Шустер в равной степени удостоил обоих — и русского, и немца, — Павел Николаевич отлично помнил. Он знал также, что, разговаривая с гауптманом, бесполезно следить за выражением его глаз и за частой сменой гримас на худощавом, не соразмерно вытянутом лице с массивным, выступающим вперед подбородком. Занятие это, каким бы усердным оно ни было, не поможет верно оценить его действительные намерения и понять, то ли он говорит, что думает. Скорее всего, и вовсе собьешься с толку. Невинная улыбка в уголках истонченных губ проступает даже в ту минуту, когда гауптман решает, через какое испытание пропустить свою жертву.