Онлайн книга «Место встречи изменить нельзя. Эра милосердия. Ощупью в полдень»
Они стояли на противоположной от меня стороне стола, и я не все слышал, долетали до меня только обрывки фраз. Я видел только, как Копченый прижимал к груди руки, таращил свои ясные глаза, даже рукавом слезу смахивал и для убедительности перекрестился. И слова, как брызги, вылетали из горячей каши их разговора: – …В карты… бура и очко… Котька Кирпич… денег не… у Модистки… не знаю его… вор в законе… Костя – щипач… век свободы не видать… Что отвечал Жеглов, я не слышал, пока тот не повернулся ко мне и не сказал с кривой ухмылкой: – Божится, гад, что выиграл браслет в карты у Кирпича. Что будем делать, Шарапов? Идеи есть? – Есть, – кивнул я. – Надо Кирпича брать. – Замечательно остроумная идея! Главное, что неожиданная! – Потом спросил Копченого: – Слушай, Бисяев, а где «работает» Кирпич? – Он в троллейбусах щиплет – на «втором», на «четверке», на «букашке»… Жеглов стоял в глубокой задумчивости, раскачиваясь медленно с пятки на мысок. Появился Шесть-на-девять, за ним шли Пасюк и Тараскин. – «Фердинанд» здесь? – спросил Жеглов. – Да, мы на нем прикатили, – ответил Пасюк. – Это хорошо, хорошо, хорошо, – бормотал Жеглов, явно думая о чем-то другом, потом неожиданно сказал Бисяеву: – Слушай, Валентин, а ты не хочешь со мной покататься на троллейбусе? – Зачем это еще? – Ну, может, встретим Кирпича – познакомишь, дружбу сведем, – блеснул белым оскалом Жеглов. – Вы уж меня совсем за ссученного держите! – обиделся Копченый. – Чтобы я блатного кореша уголовке сдал – да ни в жисть! – А ты его уже и так сдал, – радостно засмеялся Жеглов. – Эх ты, босота! Я ведь Кирпича не сегодня завтра прихвачу и обязательно подробно расскажу, как я тебя на испуг взял, словно сявку сопливого расколол… Копченый горько, со слезой вздохнул: – Эх, гражданин Жеглов, злой вы человек! Я вам рассказал по совести, можно сказать, как своему, а вы мне вот как ответили… – Не ври, не ври! С каких это пор Жеглов уголовникам своим человеком стал? Душил я вас всю жизнь по мере сил и впредь душить буду – до полного искоренения! А рассказал ты мне потому, что знаешь – за браслетом мокрое дело висит. И я с тебя подозрения пока не снимаю, буду с тобой дальше работать, коли ты мне помочь не хочешь. Поваляйся пока на нарах, про жизнь подумай… Копченый гордо поднял голову: – Ничего, жизнь, она покажет… – Залез в карман, достал деньги, отсчитал тысячу рублей и протянул Жеглову: – Проигрыш получите, а в остальном сочтемся… со временем… Копченый стоял, протягивая Жеглову деньги, а тот, подбоченясь, все перекатывался с пятки на мысок и внимательно смотрел ему в лицо, и от этого казалось, что жулик не расплатиться хочет, а словно подаяния просит. Выждав долгую паузу, будто закрепив ею их положение, Жеглов хрипло засмеялся: – Я вижу, ты и впрямь без ума, Копченый! Ты что же, думал, Жеглов возьмет твои поганые воровские деньги? Ну о чем мне с тобой разговаривать в таком случае? – Жеглов обернулся к Пасюку: – Иван, у него полный карман денег – оформите актом изъятие за нарушение правил игры в бильярдной. А самого окуните пока в КПЗ, я приеду – разберемся… Когда оперативники увезли Копченого, Жеглов сказал мне: – Глупостями мы с тобой занимаемся! Ерунда и пустая трата времени!.. – Почему? – Потому что нам надо искать доказательства вины Груздева, а не с этими ничтожествами возиться! – Но ведь браслет… – Что «браслет»? Пойми, тебе это трудно пока усвоить: щипач, карманник – это самая высокая уголовная квалификация, она оттачивается годами, и поэтому никогда в жизни ни один из них близко к мокрому делу не подойдет. Они с собой на кражи даже бритву безопасную не берут, а пользуются отточенной монетой! Поэтому заранее можно сказать: Кирпич никакого отношения к убийству Ларисы Груздевой не имеет… – А браслет к нему как попал? – Ну откуда тебе известно, что браслет не пропал до убийства? Она могла его потерять, продать, подарить, выменять на сливочное масло, его могли у нее украсть, – может быть, тот же Кирпич! – Тогда мы должны постараться найти его – Кирпича, значит! – Но для удовлетворения твоего любопытства нам придется потратить черт знает сколько времени – это ведь я только Копченому так лихо пообещал найти завтра Кирпича. А кабы это было так просто, мы бы их давно уже всех переловили! Я помолчал, потом сказал медленно: – Знаешь, Глеб, тебе пока от меня толку все равно на грош. Если ты не возражаешь, я сам попробую найти Кирпича… Жеглов разозлился: – Слушай, Шарапов, вот чего я не люблю, просто терпеть не могу в людях – так это упрямства. Упрямство – первый признак тупости! А человек на нашей работе должен быть гибок, он должен уметь применяться к обстоятельствам, событиям, людям! Ведь мы же не гайки на станке точим, а с людьми работаем, а упрямство в работе с людьми – последнее дело… – Это не упрямство, – сказал я, стараясь изо всех сил не показать, что обиделся. – Но вот ты сам говоришь, что мы с людьми работаем, и я считаю, что нельзя человека лишать последнего шанса… – Это какого же человека мы лишаем последнего шанса? – Груздева. – А ты что, не веришь, что это он убил жену? – удивился Жеглов. – Не знаю я, как ответить. Вроде бы он, кроме него, некому. Но этот браслетик – его шанс на справедливость. – Как прикажешь понимать тебя? – А так: если он убил жену и унес из дома все ценности, то он не побежит на другое утро продавать браслет. Лично мне этот Груздев – неприятный человек, но он же не уголовник, не Копченый и не Кирпич, чтобы назавтра пропить и прогулять награбленное. Тут что-то не клеится у нас. Поэтому я и хочу разыскать этого карманника и узнать, как попал к нему браслет. – Я бы мог привести сто возражений на твои слова, но допускаю, что ты прав. И вот ты нашел Кирпича – дальше что? – Допрошу его – откуда взял браслет? – И если он тебе скажет, то прекрасно. А если он облокотится на тебя? И пошлет подальше? – Как это?! – возмутился я. – А показания Валентина Бисяева? – А Валентину Бисяеву Кирпич просто плюнет в рожу и скажет, что впервые видит его. Дальше что? – Дальше? – задумался я. Дальше действительно ничего не получалось, но, как говорится, печенкой я ощущал, что и после этого тупика должен существовать какой-то следующий ход, приближающий меня к правде, но догадаться сам я не мог, потому что знание этого хода не зависело от моей сообразительности или находчивости, а определялось точными законами игры, мне еще неведомыми и называющимися оперативным мастерством. |