Онлайн книга «Место встречи изменить нельзя. Эра милосердия. Ощупью в полдень»
– И это, по-твоему, правильно? Я думал долго, потом медленно сказал: – Наверное, правильно. Я так понимаю, что если закон один разок под один случай подмять, потом под другой, потом начать им затыкать дыры каждый раз в следствии, как только нам с тобой понадобится, то это не закон тогда станет, а кистень! Да, кистень… Все замолчали, и молчание это нарушалось только гулом и тарахтением старого, изношенного мотора, пока вдруг Коля Тараскин не сказал со смешком: – А мне, честное слово, нравится, как Жеглов этого ворюгу уконтрапупил… Пасюк взглянул на него с усмешкой, погладил громадной ладонью по голове, жалеючи сказал: – Як дытына свого ума немае, то с псом Панаской размовляе… И ничего больше не сказал. Шесть-на-девять стал объяснять насчет презумпции невиновности. А Копырин притормозил, щелкнул рычагом: – Все, спорщики, приехали. Идите, там вас помирят… Дом стоял в 7-м проезде Марьиной Рощи, немного на отшибе от остальных бараков. Был он мал, стар и перекошен. Свет горел только в одном окне. Жеглов велел Пасюку обойти дом кругом, присмотреться, нет ли черного хода, запасных выходов и нельзя ли выпрыгнуть из окна. А мы стояли, притаившись в тени облетевшего кустарника. Пасюк, сопя, обошел дом, заглянул осторожно в окна, махнул нам рукой. Жеглов постучал в дверь резко и громко, никто не откликался, потом шелестящий женский голос спросил: – Это ты, Коля? – Да, отворяй, – невнятно буркнул Жеглов, и долго еще за дверью раздавался шум разбираемых запоров. Потом дверь распахнулась, и женщина, придерживающая в ковшике ладони коптилку, испуганно сказала: – Ой, кто это? – Милиция. Мы из МУРа. Вот ордер на обыск… Мы вошли в дом и словно окунулись в бадью стоялого жаркого воздуха – пахло кислой капустой, жаренными на комбижире картофельными оладьями, старым, рассохшимся деревом, прогорелым керосином и мышами. Я заглянул за ситцевую занавеску – там спали в одной кровати два мальчика лет пяти – семи, – повернулся к оперативникам, шумно двигающим по комнате стулья, сказал вполголоса: – Не галдите, ребята спят… Жеглов усмехнулся, кивнул мне, усаживаясь плотно за стол: – Давай, командир, распоряжайся! Я взял лежащий на буфетике паспорт, раскрыл его, прочитал, взглянул в лицо хозяйке: – Моторина Вера Степановна? – Я самая… – От волнения она комкала и расправляла фартук, терла его в руках, и от беспорядочности этих движений казалось, будто она непрерывно стирает его в невидимом корыте. – У вас будет произведен обыск, – сказал я ей нетвердым голосом и добавил: – Деньги, ценности, оружие предлагаю выдать добровольно… – Какое же мое оружие? – спросила Моторина. – Все ценности мои на лежанке вон сопят. А кроме этого, нет ничего у меня. Карточки продуктовые да денег сорок рублей. – Тогда сейчас пригласят понятых, и мы приступим к обыску, – предупредил я. – Ищите! – развела она руками. – Чего найдете – ваше. – А вы не удивляетесь, что обыск у вас делают, гражданочка дорогая? – спросил Жеглов, облокотившись на стол и положив голову на сжатые кулаки. – Чего ж удивляться! Не от себя небось среди ночи в мою хибару поехали. Раз ищете, значит, вам надо… – А с чего вы живете? С каких средств, спрашиваю, существуете? – Жеглов, прищурясь, смотрел на нее в упор. – Портниха я, дают мне перешивать вещички, – вздохнула она глубоко. – Там перехвачу, сям перезайму – так и перебиваемся… – Кто дает перешивать? Соседи? Знакомые? Имена сообщить можешь? – Разные люди, – замялась Моторина. – Всех разве упомнишь… – А-а-а! – протянул Жеглов. – Не упомнишь! Тогда я напомню, коли память у тебя ослабла: у воров ты берешь вещички, перешиваешь, а барыги-марвихеры их забирают и, пользуясь нуждой всеобщей, продают на рынках да в скупках. Так вот вы все и живете на людской беде и нужде… – Ну да, – кивнула согласно Моторина. – Вон я как на чужой беде забогатела: мне самой много – хочешь, с тобой поделюсь… – А ты меня не жалоби, – мотнул головой Жеглов. – Ишь, устроила клуб для воровских игр и развлечений… Он широко взмахнул рукой, как бы приглашая всех полюбоваться на патефон с набором пластинок и гитару с пышным бантом на стене. – Тебя, видать, разжалобишь, – сказала Моторина и, повернувшись ко мне, предложила: – Вы, гражданин, ищите, чего вам надо. А хотите – спросите, может, я сама скажу, коли знаю, чтобы и время вам не терять… – К вам когда приходил Фокс? – наугад спросил я. – Фокс? Дня два тому или три… – А зачем приходил? Что делал? – Ничего не делал. Он у меня вещи свои держит, с женой не живет. Вот он забрал шубу и ушел… – Какие вещи? – посунулся я к ней. – Чемодан, – спокойно сказала Моторина. Зашла за занавеску и вынесла оттуда кожаный желтый чемодан с ремнем посредине – точно по описанию Ларисы Груздевой. – А какую, вы говорите, шубу он взял? – Так я разве присматривалась? Черная меховая шуба, под котик она, кажется. Сложил ее в наволочку и унес. В чемодане оказались чернобурка, платье из панбархата, темно-синий вязаный костюм, две шерстяные женские кофты – почти все вещи, похищенные из квартиры Ларисы. Это была неслыханная удача, в нее было трудно поверить. Оставалось только понять, как эти вещи от Груздева попали к неведомому Фоксу. Если бы его удалось задержать, все стало бы тогда на свои места. – А как попал к вам Фокс? – спросил я. – Его привел как-то несколько месяцев назад Петя Ручечник. Сказал, что знакомец его, в Москву он в командировки часто наезжает, а с гостиницами плохо, просил приютить. Он мне платил помаленьку… – Фокс в последний раз как выглядел? Моторина с удивлением взглянула на меня, неторопливо объяснила: – Приличный человек, одет в военное, только без погон. Очень культурный мужчина: слова плохого не скажет или чтобы с глупостями какими приставал – никогда. Но ночевал он редко, все больше принесет вещи, а потом забирает. Нет, ничего плохо про него не скажу – приличный мужчина… – Скажите, Вера Степановна, – начал я, мучительно подбирая слова. – Вот как бы вы определили, вы же видели здесь жуликов, отличить можете… Фокс этот – преступник или нет? – Не думаю, – рассудительно сказала Моторина. – Он научной работой занимается… И вдруг мне пришла в голову неожиданная мысль, но, прежде чем я открыл рот, Жеглов выхватил из планшета фотографию Груздева – в фас и профиль – и протянул Моториной: – Ну-ка, Вера, глянь – он? |