Онлайн книга «Место встречи изменить нельзя. Эра милосердия. Ощупью в полдень»
– Что вы делали, пока он занимался отоплением? – Я была на веранде, заканчивала автореферат… Потом он вышел из кухни, сказал, что все в порядке, и ушел. Вот и все, собственно… Пасюк увел всех из кабинета, остался со мною один Фокс, но что-то не было у меня ни малейшего желания дальше разговаривать с ним. Да и он не проявлял инициативы – ждал, что скажу или сделаю я. А я подумал немного и предложил: – Рассказали бы вы, Фокс, все чистосердечно, как есть. Ведь за вас ни в чем не повинный человек в камере мается. Совесть-то надо иметь, хоть немножко! На что Фокс сказал дерзко: – Он не из-за меня мается. Вы же его посадили, не я… Не мог я с ним спорить, ну будто оторвалось что-то внутри. Но и на полуслове не остановишься. – Спорить не будем. Нам все про вас известно – вы активный участник банды. За вами убийство Груздевой… В кабинет вошли Жеглов и Панков. И я очень обрадовался, что мне можно прекратить этот мучительный для меня допрос. Я поздоровался с Панковым и сказал ему: – Сергей Ипатьевич, вот этот самый пресловутый Фокс. Вы с ним прямо сейчас займетесь? Панков кивнул. Не глядя на Фокса, не спеша снимал он в углу свои красно-черные броненосцы. И Жеглов, не обращая внимания на Фокса, сказал мне: – Хорошего шоферюгу подобрал он себе… – А что? – поинтересовался я. – Его уже дактилоскопировали. Помнишь заточку, которой накололи Васю Векшина? – Да… – Отпечатки пальцев на ней те же, что и у шофера, которого я застрелил, – сказал Жеглов и повернулся к Фоксу: – Ты шофера Есина, что тебя на «студере» возил, тоже не знаешь, конечно? – Впервые увидел около ресторана, – прижал руки к сердцу Фокс. – Ну и черт с тобой! – кивнул Жеглов. – Пошли, Шарапов… Я сказал Фоксу: – Это следователь прокуратуры товарищ Панков. Я вам уже говорил, он будет заканчивать дело. Он его и в суд оформит. Фокс вежливо кивнул головой. А я, уступив Панкову место за столом, взял Глеба за плечо, и мы вышли в коридор. – Ну и добро… – кивнул Жеглов. – Давай домой собираться, что ли? Двадцать часов на ногах… – А Груздев? – Так я же сказал тебе: ночь на дворе, что мы его будем с постели поднимать?.. – Я думаю, с той постели и среди ночи помчишься. И жена его здесь… – Теленок ты, Володька. Им и домой-то добираться не на чем! – Ничего, я думаю, они в крайнем случае пешком пойдут. Ну, давай закончим с этим, Глеб, и тогда уж домой. – Да ты не понимаешь, это ведь на час бодяга… Мне надоело с ним препираться, и я сам снял трубку, вызвал КПЗ, велел дежурному направить к нам Груздева. Жеглов лениво проворчал: – Ты, салага, хоть сказал бы дежурному, что с вещами. А то возвращаться придется… Да, об этом я не подумал. Я перезвонил дежурному – он и в самом деле меня не понял, решив, что мы вызываем Груздева на допрос. – А коли так, то требуется постановление, – сказал дежурный. Я заверил его, что сейчас же принесу сам, и Жеглов милостиво согласился продиктовать мне коротенький текст. Постановление заканчивалось словами: «…Изменить меру пресечения – содержание под стражей – на подписку о невыезде из города Москвы». Тут мы опять заспорили – мне казалось правильным написать: «освободить в связи с невиновностью», но Жеглов сказал: – Ну что ты, ей-богу, нудишь? Если мы так напишем, начнутся всякие вопросы да расспросы. Без конца от дела отрывать будут, а у нас его, дела-то, полны руки! Если же изменение меры пресечения – это никого не касается. Следствие само решает, под стражей обвиняемого держать или под подпиской, понял? Закончим с Фоксом, тогда и для Груздева подписку отменим… Я действительно в тонкостях этих еще слабо разбирался, не представлял себе, каково человеку жить под подпиской – это ведь значит находиться под следствием; у меня было одно желание – как можно скорее выпустить Груздева на свободу. Поэтому я мирно согласился, дождался, пока Жеглов поставил на бумаге свою знаменитую, в пятнадцать колен, подпись и сбегал в КПЗ. Жеглов тем временем наведался к Панкову, который успел добиться от Фокса твердого уверения в том, что он никогда никаких преступлений не совершал, что все наши доказательства – это чистейшая «липа номер шесть» и следствие никоим образом не должно рассчитывать на какую-нибудь иную позицию в этом, как выразился Фокс, жизненно важном для него вопросе. – Значитца, так, Шарапов… – сказал мне Жеглов. – Ты тут выруливай с Груздевым, а я пойду еще с Панковым посижу для приличия… – А с Груздевым попрощаться не думаешь? – спросил я. – Чего мне с ним прощаться? – холодно сказал Жеглов. – Он мне не сват, не брат… – Я думаю, перед ним извиниться надо, – нерешительно сказал я. Глеб захохотал: – Ну и даешь ты, Шарапов! Да он и так от счастья тебе руки целовать будет! Мне это не показалось таким смешным – не за что было, по-моему, Груздеву нам руки целовать. – Мы же невиновного человека засадили, Глеб, – сказал я. – Мы его без вины так наказали… – Нет, это ты не понимаешь, – сказал Глеб уверенно. – Наказания без вины не бывает. Надо было ему думать, с кем дело имеет. И с бабами своими поосмотрительнее разворачиваться. И пистолет не разбрасывать где попало… – И повторил еще раз, веско, безоговорочно: – Наказания без вины не бывает! Не понравилось мне это рассуждение, такое чувство у меня было, что все-то он ухитряется наизнанку вывернуть, поставить с ног на голову. И я продолжал упрямо: – Ты мне мозги не пудри! Я просто по-человечески разбираюсь. Заставили человека страдать? Заставили. Не виноват? Извинитесь: не по своей ведь прихоти сажали, так уж, мол, обстоятельства сложились. Будьте здоровы и не поминайте нас лихом. Это, по-моему, будет по-людски. Жеглов снова засмеялся: – Да пойми ты, чудак, что ему наше «извините» нужно не больше, чем зайцу стоп-сигнал. Не в словах суть, а в делах. Вот ты его сейчас отпустишь – это и есть для него главная суть. А слова что? Ерунда! Помнишь, я как-то начал тебе свои правила перечислять? – Ну? – Нас перебило тогда что-то. Но сейчас я закончу: вот тебе еще два правила Глеба Жеглова, запомни их – никогда не будешь сам себе дураком казаться!.. Первое: даже «здравствуй» можно сказать так, чтобы смертельно оскорбить человека. И второе: даже «сволочь» можно сказать так, что человек растает от удовольствия. Понял? Действуй! – Он весело хлопнул меня по плечу и направился к двери. Опять он верх взял, опять я в дураках остался, и такая меня, сам не знаю почему, злость взяла, что крикнул я ему вслед: |