Онлайн книга «Прыжок над бездной»
|
Чайкин подмигнул: – А насчет чайку? – Я уже примус разжег и полный чайник поставил, – деловито сообщил Сережа. – Молодчина ты у меня, – похвалил Александр Христофорович. – Стоп, а погода-то как? – спохватился он, опуская ноги на прохладный пол. – Ночью вроде дождик начинался. Мальчик промолчал. Чайкин глянул в окно: небо хмурилось. Дождь, начавшийся ночью, прекратился, но в любой момент мог хлынуть вновь. – Видишь, брат, какие дела… – протянул он. – Пап, ну послушай… – в голосе мальчика зазвучали с трудом сдерживаемые слезы. – Мы с тобой почти целый месяц собираемся на рыбалку, и все никак не получается. То у тебя командировка срочная, то работаешь в воскресенье. А теперь, когда свободный денек выдался… – Сынок, на небо глянь. Сережа упрямо тряхнул головой: – Ну и что? Мы же не сахарные с тобой, не растаем. – Не сахарные, это верно, – с улыбкой согласился отец. – А, ладно, рискнем. Плащ прихватим на всякий случай… Удочки-то готовы? – Сам знаешь, еще с вечера, – радостно блеснул глазами Сережа и помчался на кухню за чайником. Из коридора послышался резкий голос Аллы Кондратьевны, которая о чем-то спорила с соседкой. «Утренний концерт», – подумал Чайкин. Через минуту Сережа вошел в комнату с закопченным чайником, источающим пар. Они наскоро почаевничали и, прихватив снаряжение, двинулись в путь. …Речушка Разиня рассекала надвое весь Крутоярск, подобно кривому мечу, и уходила в поля. Летом она почти целиком пересыхала, зато весной, во время паводка, вовсю проявляла свой буйный норов: выходила из берегов и затопляла прибрежные улицы, заливала подвалы и первые этажи. Миновав центр, Александр Христофорович и Сережа вышли на окраину, которая напоминала деревенскую околицу. Да и сам городок представлял собой, в сущности, большое село. Покосившиеся, потемневшие от непогоды бревенчатые избы, трудолюбиво вскопанные, покрытые первой зеленью огороды, высокие заборы, старательный собачий лай. Хмурое воскресное утро медленно вступало в свои права. По сравнению со вчерашним днем заметно похолодало, и рыбаки поеживались. Несколько раз принимался накрапывать дождик. Еще минут пятнадцать торопливого ходу – и они вышли к реке. Скользя по крутому глинистому склону, влажному от ночного дождя, спустились к воде. Сережа расставил немудрящую рыболовную снасть – это была его привилегия. Александр Христофорович стоял в сторонке, покуривал, глядя, как старается сын. Курить Чайкин начал недавно, после гибели Лиды. Дымок едкой махры, кажется, немного притуплял чувство острой боли и невосполнимой утраты, никогда не покидающее его. Дождь продолжал рядиться, словно дразнил, раздумывая: хлынуть либо погодить? Внезапно из-за тучи выглянуло солнышко, и тут же усилился дождь. – Придвигайся поближе, сынок, – сказал Александр Христофорович, накидывая сверху на головы предусмотрительно захваченный плащ. Задумчиво глядя на пузырьки, плывущие по воде, Сережа сказал: – Дождь и солнце. Разве так бывает? – Такой дождь называют цыганским, – произнес отец. – Почему? – «Цыганский дождик – плач сквозь смех, цыганский дождик – смех сквозь слезы», – вместо ответа продекламировал Александр Христофорович. Они немного помолчали, глядя на неподвижные поплавки. – Опять ночью не спал? – нарушил тишину Сережа. – Не спится, сынок, – виновато произнес Чайкин и поправил край плаща, с которого стекала вода. – Сочинял снова? – Нет, и не пишется мне, сын. – Пап, я хотел тебя спросить: а про что ты пишешь? – задал Сережа вопрос, который очень интересовал его. Мальчик знал о недавнем увлечении отца. Все свободное время – которого, правда, было совсем немного – он пропадал то в городском архиве, то в библиотеке, разыскивал какие-то исторические документы. Кроме Сергея, об этом тайном увлечении знали еще несколько друзей отца. – Повесть пишу, сынок. – О чем? – Про предков наших. Как они жили-поживали, как с врагом сражались, который напал на землю Русскую. – И много написал? – Первую главу. Как-нибудь вечерком соберемся, почитаю, – улыбнулся отец. – Сегодня? – Посмотрим. Дождь усилился. Капли его дружно барабанили по прорезиненной ткани плаща, вода невесть как просачивалась внутрь. – Зря я послушал тебя, непоседу, – проворчал отец. – Сидели бы сейчас дома, в тепле, чаек попивали да в шахматы играли. Чего еще человеку нужно в выходной? – Да еще ругань из кухни и коридора слушали, – в тон отцу добавил мальчик. – Тесно пока живем, верно говоришь, – согласился Чайкин. – Но это временно. Ты уже большой, книжки, газеты читаешь, сам должен понимать. Издалека послышалось гудение, звук постепенно приближался. – Самолет! – воскликнул Сережа и, выскочив из-под плаща, помчался по откосу, размахивая руками, словно пилот мог увидеть его. – Простудишься, ступай назад, – крикнул отец. – Папа, это же твой «Фарман», – сказал Сережа, остановившись. Оба проводили самолет взглядом, пока он не нырнул в ближайшую тучу. Мальчик вернулся в укрытие. – Пап, а когда ты теперь снова будешь с парашютом прыгать? – спросил он, усаживаясь поудобнее. – Думаю, на днях. – Позовешь меня? – Конечно. Июньский дождик наконец-то пошел на убыль. Чистые голубые проемы среди облаков становились все больше, а сами облака истончались, и солнце безжалостно расправлялось с их остатками. – Пап, нам в школе говорили, что землю окутывает воздушная оболочка, и высота ее несколько сот километров. – И что? – Ты же сам говорил, что аэропланы могут летать в воздушной среде, – продолжал Сережа. – Почему же «Фарман» так низко летает? – И не только «Фарман», сынок. Все самолеты в мире. Видишь ли, авиация только делает первые шаги. Можно сказать, учится ходить. – Как ребенок? – Примерно. – Ну, а когда научится? – Тогда, естественно, аэропланы станут летать повыше, – улыбнулся отец, доставая кисет с махоркой. – Нет, я не про то, – не отставал Сережа. – Ведь как бы хорошо ни летали самолеты, они не смогут подняться выше воздушной оболочки… Верно? – В безвоздушном пространстве пропеллеру делать нечего. – Значит, человек никогда не сможет долететь до звезд, до других планет? – в голосе мальчика послышалось неподдельное огорчение. |