Онлайн книга «Раненый город»
|
— Смейтесь, смейтесь, пока не заплакали! — Как не хватает?! Где наши таланты? Велю сочинять! — Али-Паша мстительно дает сигнал к общей травле. — Э-э-э… Ничего не выходит про баню-то… — Стойте! Придумал! Музыкальная тема будет «Хаз-Булат удалой». Действие первое. Поднимается занавес, и зрители… — К черту занавес! — А я иначе сочинять не умею. Вот когда я был машинистом сцены… — Ах ты еще и машинистом был! Многостаночник, Архимед, блин… Ладно, валяй с этими, как их, с декорациями… — Короче, поднимается занавес, и зрители видят, как Серж и Жорж пробираются с пулеметом на передовую мимо своего спящего командира… — Мимо меня, значит? — Ага, и при этом напевают: Хаз-Булат удалой, тиха сакля твоя, Пулеметной стрельбой мы разбудим тебя! Ты уж стар, ты уж строг, нам с тобой не житье, На заре юных лет мы мулей перебьем! Ну, вокруг них, естественно, бегает Гуменяра и подхалимствует. Вместе они уговаривают присутствующих не мешать, в качестве взятки предлагая пострелять из своего пулемета. Затем устраиваются на позиции. Ясное небо над головой, звезды, луна… Это настраивает их на лирический лад. Пение продолжается: Здесь в воронке большой мы сидели вдвоем, Месяц плыл золотой, все дымилось кругом… — Ага! Ну, теперь и я могу продолжить! — радостно заявляет Семзенис. — Посреди этой умилительной сцены появляется группа осторожных во главе с замкомзводом. Бэк-вокалом на тот же мотив они напевают: Вот услышит комбат, надает звездюлей, И приснится звездец ратной славе моей… Всеобщее ржание. — Тут им приятным прокуренным тенором отвечает Жорж. Он, как всегда, оптимистичен и жизнерадостен: Х…ли нам, кабанам, все равно подыхать, Не мешайте мулей с собой к дьяволу взять! — И в этот момент в глубине помоста вырисовывается некая малорослая, но решительная фигура. Она что-то напоминает… Нечто среднее между обликом грозного воина СС и красным латышским стрелком из дивизии Вацетиса. — Да это Витовт! — Ну, конечно! Включаются всякие примочки, чтобы по залу пошел холодный ветер и пол дрогнул, как от поступи настоящего солдата. И когда у всех волосы на спине и ногах встают дыбом, он начинает свою партию: Сьерж, рассказ йасен твой, но напрасно ты рьок, Йа вчьера тех мульей за углом подстерьог. Польюбуйся пойди ты добычьей мойей, Спьят они без голов в свьятой русской землье… (Общий тихий стон и визг.) …Забирай пулемьот и владьей ты им сам, Я померлых мульей тьебе даром отдам! — Наши герои тут подскакивают и с криками «Безобразие! Вот почему здесь так воняет! Какая гадость!» поспешно удаляются. Сон командира спасен. Занавес закрывается. Декорации спешно меняют для следующей сцены: раздосадованные неудачей милитаристы пьют горькую и вырабатывают новый агрессивный план. — А я, значит, все это время сплю? Люблю такие роли! Солдат спит — служба идет! — Али-Паша доволен, что его не зацепило потоком остроумия. — Но, получается, — расправив плечи, он кидает по сторонам орлиный взор, что наши боевые друзья бросили позиции всего лишь из-за вони! Эту концовку надо как-то сгладить! — Эй, глядите, минометчики идут! — Вот это и есть концовка! Как только Серж и Жорж скрываются за кулисами, раздается хлопок, свист, а затем посередине сцены в клубах пыли падает минометчик. У себя в батарее он спьяну заснул прямо на трубе заряженного миномета. При самопроизвольном выстреле его цапнуло стабилизатором за шкирку и выбросило в пехоту. На заднем плане раздаются истошные крики ужаса разбегающихся гопников. Они думают, что это особый боеприпас замедленного действия. — И это будет смотреться правдоподобно? — Почему нет? Как они стреляют, один-два выстрела в день, заснуть немудрено. — А дальше что делает? — Ничего. Лежит и притворяется мертвым. Что еще могут сделать наши минометчики, оказавшись перед лицом врага на передовой? — Эй, мужланы, кто это нас там хает?! — Сам заткнись! Идите, повышайте темп стрельбы! — Говнюки неблагодарные! — По морде хочешь? — без перехода фамильярно предлагает Достоевский. — Гуменюк, к ведру! Твоя очередь! — Рыкает взводный. А потом и Сержу, несмотря на гнуснейшие вопли, тоже пришлось окропиться. Взводный проявил твердость. Хорошо провели времечко. Уже под сумерки освежившиеся Серж и Али-Паша обнаруживают меня в штаб-квартире с книгой в руках. — Чего глаза ломаешь, профессор?! — Все пытаюсь понять, как мы дошли до жизни такой, что воевать толком не можем. — Ни черта в этой макулатуре об этом не написано! Смотришь в книгу — видишь фигу! Это я тебе, профессор, доподлинно говорю. Такие же, как ты, брехуны писали, — заявляет комод-два. Он валится на кушетку курить. Взводный мостится отдыхать по другую сторону комнаты. — Нет, Серж, написано. Не с этой целью, конечно, писали, но вышло так, что даже тебе будет понятно. Шикарная прямо книжка. Хочешь, прочту? — Ну, читай, пока не сплю. Открываю запомнившиеся страницы и оглашаю: «Для усвоения советского военного искусства в Великой Отечественной войне требуется глубокое знание решений, съездов и конференций Коммунистической партии Советского Союза, трудов В.И. Ленина и И.В. Сталина, в которых освещаются вопросы, относящиеся к военной науке, а также Тезисов ЦК КПСС «Пятьдесят лет Коммунистической партии Советского Союза». Серж разворачивает жало к Али-Паше. — Ты в своем училище тоже так усваивал? — Нет, слава богу. — Вот вам еще: «Оперативные замыслы… любого советского военачальника разрабатывались на основе марксистско-ленинской теории о войне и армии. Несмотря на трудности фронтовой жизни и огромную занятость, Н.Ф. Ватутин неоднократно обращался к трудам Маркса, Энгельса, Ленина, а также к произведениям видных советских военных теоретиков». — Вот тупость! — С какой стороны посмотреть. Меняем здесь «Н.Ф. Ватутин» на «Ш.Ф. Кицак» и получаем правдивое на сегодняшний день высказывание, как я понимаю. — Замок прав, — говорит Али-Паша. — Вот так все это дерьмо и получилось. И переворачивается на другой бок. Беру еще одну книгу. — А вот вам другая басня: «Изучая события 1812 года, мы уже говорили о мастерском ведении Кутузовым сражения под Бородином, о его твердом намерении оставить Москву, принятом на военном совете в Филях, и о неуклонном следовании избранной тактике обороны — уклонении по возможности от боя и изматывании противника нападениями на тыл партизанами при содействии голода. Подобное решение и подобный образ действий мог провести в жизнь только избранник народа Михаил Илларионович Кутузов, на которого народ возлагал свои надежды, считая только его одного способным спасти Россию». |