Книга Война - судья жестокий, страница 30 – Анатолий Полянский

У прапорщика Столбуна вообще был вид оскорбленной добродетели. Его, заслуженного ветерана, имеющего боевые награды, в чем-то подозревают?.. Дело начальника склада принять, выдать что положено, а там хоть трава не расти.

Словом, ухватиться было не за что. Шелест так и сказал, когда мы остались вдвоем в штабной палатке. Потом добавил:

— Жаль, что не смогли заглянуть в саму машину.

— Не понял, что вы рассчитывали там найти.

— Неучтенный товар, Костя.

— Откуда? Там же охрана?..

— Охрана не может знать, сколько ящиков увозят. Ее задача стеречь добро.

— А вдруг вы ошибаетесь, Николай Николаевич, и у Столбуна все чисто? Интуиция иногда подводит.

— Прорабатывать разные версии необходимо, Костя, но на одних догадках и умозаключениях далеко не уедешь. Нужны неоспоримые факты.

— Где они, эти факты?

— Ох, дотошный ты парень, — устало улыбнулся Шелест. — Все больше убеждаюсь — быть тебе в будущем сыскарем. А по поводу Столбуна… Есть такое понятие — оперативные данные. Добыть их трудно, но возможно. Например, в банду, орудующую в определенном месте, засылают своего человека. Он входит там в доверие и начинает сообщать своим нужные сведения…

— Что вам передал этот человек? — напористо спросил я, сообразив, что капитан сказал правду.

— Сведения плохие, — вздохнул капитан. — У местной банды именно наше оружие, причем совершенно новое, будто только со склада. И боеприпасы тоже.

— Автоматы Калашникова, которыми вооружены «духи», делают давно во многих странах. Почему вы думаете, что они не оттуда?

— Есть основания. Каналы доставки оружия и взрывчатки извне сейчас надежно перекрыты, так что поступать этой дряни, кроме как от нас, неоткуда. Кто-то на этом крепко греет руки.

Стало жутко. Какой же сволочью надо быть, чтобы продавать врагу оружие для убийства своих же солдат! Вот он, беспредел в своей паскудной обнаженности, о котором много раз болтали по «ящику». Я воспринимал такую информацию как некую абстрактность. Только теперь, столкнувшись вплотную с подлейшим явлением, начал осознавать, насколько стерта граница между добром и злом, а процесс гниения стал тотальным, раз в нем принимают участие люди в погонах, всегда считавшиеся честью нации.

Невольно вспомнился великолепный особняк, выстроенный Хомутовым, его шикарная иномарка, дорогущие сигареты, которые курит Столбун, массивный золотой перстень с драгоценным камнем на его руке. Откуда все это? На какие шиши приобретено?..

В тот же день Шелест уехал в Ханкалу с намерением выяснить, куда и когда прибыл груз из нашего полка. И дураку было ясно: поначалу необходимо поставить под контроль пути следования оружия и боеприпасов, чтобы установить, откуда происходит утечка. Группировка-то войск на Северном Кавказе нынче разнообразна. Тут и милиция, и ФСБ, и спецназ, не считая нас — армейцев.

Мне, разумеется, чертовски хотелось поехать с капитаном. Во-первых, очень интересно, а во-вторых, избавило бы меня от многих неприятностей. Но зачем Шелесту солдат на побегушках отсюда, если он имеет возможность взять такого же в любой части? Поэтому я даже не заикнулся о своем желании.

Узнав, что надобность в персоне разгильдяя для следователя миновала, меня тотчас поставили в строй. Пришлось потопать, покувыркаться через «козла» и на перекладине, преодолевать полосу препятствий, что я уже малость подзабыл.

Где-то в душе, правда, теплилась надежда, что Боярышников вновь засадит меня писать для него конспекты, и тогда я увижу Надин. Но ротный даже не заикался, лишь враждебно взглянул на меня и отвернулся. Я всем существом ощутил причину его реакции, и душа ушла в пятки. Надюша!.. Неужели капитан, несмотря на нашу крайнюю осторожность, что-то заподозрил?.. Боярышникову нельзя отказать в проницательности. Отсутствием интуиции он тоже не страдал, а любое неточное слово, жест или едва неуловимая перемена в поведении, особенно в семейной постели, могут навести на размышления. Жена значительно моложе, они всего год вместе. Первые впечатления от близости остро живут в памяти. Мог… Мог что-то заметить. Или соседи подсказали.

Как вести себя в столь щекотливой ситуации, я не знал. Опыта не было. Нельзя же переть напролом! С солдата взятки гладки. Смешают, конечно, с дерьмом, но черт с ним. А вот Надюша… Она очень уязвима, и я не имел права ставить ее под удар, хотя таиться не привык, всей своей жизнью не был приучен прикрываться ложью. Вокруг этой мерзости и так хватало… Но пришлось по настоянию Надин пойти на тщательную конспирацию, а впереди был тупик, где нас двоих ждал полный крах.

Сом поспешил, конечно, в тот же день сунуть меня в наряд. Другие, мол, через день на ремень наяривали, а ты сачка давил, так что пойди попляши, чтобы служба не показалась медом. И упек в мерзопакостное «лакейское» место — посыльным по штабу, где каждый начальничек, даже писарчук, имел шанс тобой распорядиться в деловых и личных интересах. Но, как потом оказалось, я должен был старшине в ножки поклониться. Так случилось, что ночью совершенно случайно мы встретились с Надин…

Вечер выдался суматошный. Из дивизии внезапно нагрянула очередная комиссия, и мне пришлось того вызывать, этого разыскивать, тому доставлять срочную бумаженцию. К полуночи я вымотался так, что едва волочил ноги. Дежурный по полку заметил мой измученный вид и, когда в штабе стихло, сказал:

— Иди, Иванцов, приляг минут на триста, а к половине шестого будь здесь как штык.

Я был ему безмерно благодарен и, с трудом сгибая колени, поплелся в роту, а путь выбрал покороче. К северу от расположения полка начиналась «зеленка», приближаться к которой, особенно в темное время суток, строго запрещалось. За линией опоясывающих окопов могли находиться боевики. Попасть под пулю снайпера, оснащенного прибором ночного видения, ничего не стоило, но от штаба к нашим палаткам тут было заметно короче… Надин тоже направилась этой дорогой, то ли не зная об опасной зоне, то ли, как и я, пренебрегая установленными правилами. Она задержалась в штабе, принимая по ВЧ шифровку из дивизии, весь день провела в душном кабинете, дико устала и решила подышать свежим воздухом. Тут-то, на беду или на радость, пересеклись наши дорожки. Это была судьба! Наша встреча, я уверовал потом, была предопределена свыше.

— Неужели ты? — не поверил я глазам, увидев любимую женщину. — Как ты здесь оказалась?

— Попутным ветром занесло.

— Здесь ведь опасно! — ужаснулся я.

— Зато я встретила тебя… Здравствуй, родной!

Мы ринулись в объятия друг другу и забыли обо всем на свете, благо вокруг никого не было, а над землей висела ночь.

— Ты не представляешь, как тяжко не видеть тебя так долго, — простонала Надин. — Больше так не могу…

— Думаешь, я железный?

— Что же нам делать, Костик?

Вместо ответа, которого не существовало, я сжал ее в объятиях. Болтая о пустяках, мы сошли с тропы, присели на свежеоструганный столб и стали целоваться. Я весь горел, точно меня изнутри поджаривали. Надюша тоже трепетала в моих руках, как былинка на ветру. Я чуть было не уложил ее прямо в траву, но услышал: