Книга Батальон крови, страница 15 – Виталий Лиходед

— Неужели этот дед так и будет преследовать меня? — подумал он. Но потом успокоился, решив, что эти кошмары от непривычно большой дозы спиртного, принятой накануне. Старшина не пожалел, плеснул полкотелка, да и у Юльки, как у сансестры, что-то было в заначке.

Он накинул на плечи шинель, и пытался вспомнить, что происходило вчера, у костра.

— Вроде бы ничего особенного, — решил он. И вновь вернулось лицо Петровича. Гриша опять почувствовал тяжесть в душе. — Чего хотел этот дед, зачем снился? — ругал он погибшего старика, но, увидев рацию, тут же вспомнил, что не докладывал всю ночь — проспал. А комбат приказал через каждые два часа выходить на связь.

Схватив наушники, он тут же включил рацию и стал вызывать штаб.

— Орел! Орел! Я Седьмой! Ответь!

В наушниках послышался треск, и сонный голос девушки ответил:

— Орел слушает.

— Я Седьмой, у нас все спокойно! — отрапортовал он.

— Что ж ты так кричишь? Проспал? — спросил голос в наушниках.

Григорий замолчал. Он не знал, стоит ли отвечать простой радистке, или может, он попал на офицера связи?

— Да, ладно успокойся. Я тоже вздремнула, — смеясь, произнесла девушка.

Ее голос проснулся и она, уже не зевая, спросила:

— У вас как там, холодно?

— Да, но я у костра сижу, согрелся.

— Молодец. Ну что, до связи — или поболтаем? Все равно ведь проснулись?

— А нас не накажут?

— А кто услышит-то? Или узнает?

— Да некому, если только фрицы, — пошутил солдат.

— Они пусть слушают.

Услышав знакомые интонации голоса, Григорий понял, что на том конце их невидимой связи лейтенант Титова. Он даже приосанился, расправив плечи. В голове слегка зашумело и напомнило то, что было ночью.

— Тебя как звать? — спросила радистка.

— Григорий. А вас Лена? Лена Титова? Извините, лейтенант Титова?

Минуту рация молчала, Григорий лишь слышал ее дыхание, но ответ все же последовал:

— Нет, я Таня.

— Таня? А я вас видел?

— А ты когда прибыл?

— Три дня назад.

— Вряд ли. А что, тебе Титова понравилась?

Григорий решил, что это она сама его разыгрывает от скуки, но, услышав последующие слова, решил, что ошибается.

— Ты не думай, я тебя не разыгрываю. А голоса у многих женщин похожи, особенно в наших рациях. На немецкой, трофейной, работал?

— Нет.

— Вот на ней за сто километров чистота, кажется, будто рядом сидишь и разговариваешь. Все ловит.

— Да наши тоже вроде ничего.

— Нормальные, и починить их можно, не то, что эти — немецкие.

— Ага, — согласился Григорий и, привстав, подбросил в огонь последние две, найденные с вечера, сухие доски.

— А что Титова, я, между прочим, не хуже. И рост такой же и волосы и все остальное, — решительно произнесла девушка.

— Значит, вы красивая. А я обыкновенный, только с учебки из Ташкента.

— Сколько тебе лет?

— В феврале восемнадцать исполнилось.

— Ну, ты уже взрослый, значит и о любви поговорить можно?

— Можно, только что о ней говорить?

— Как что? Тебе Титова понравилась? Признайся честно?

— Конечно. Она всем нравится.

— А не так как всем, по особенному, понравилась?

Гриша тяжело вздохнул, и это было услышано на другом конце связи.

— Можешь не отвечать, — произнесла девушка, и в ее голосе Гриша услышал смех.

— А что вы смеетесь? Где я мог такую увидеть или встретить? В Ташкенте? Там все или под паранджой, или старые да больные.

— Так ты что — еще ни разу, ни с кем, — девушка на мгновение замолчала, — не встречался?

— Нет. И если вам интересно, даже не дотрагивался.

— А где ж ты жил?

— Сначала в степи, среди казахов, под Павлодаром, потом в интернате, там все девочки отдельно от нас были. Мы их только издалека видели.

— А когда ты говоришь, прибыл?

— Три дня назад.

— Уже воевал?

— Да. Сначала высоту брали, потом сутки ее удерживали, — с гордостью ответил солдат, — А что вы думали, я сопляк?

— Да ты не злись. Я тебя понимаю. Я тоже одна.

— Если вы такая красивая, как Титова, и если вы мне не врете об этом, то я вам не верю. Не может такая девушка быть одна.

— Эх, солдатик, мне двадцать два. Я уже год на фронте. Поверь — может, — с грустью ответила Таня. Григорий даже почувствовал, что она заплакала.

— Успокойтесь, пожалуйста. Я не хотел вас обидеть.

— Да что ты все «Вас», да «Вас». Просто Таня и все!

— Хорошо.

Несколько минут они сидели и слушали в наушниках дыхание друг друга. Рядом с Григорием потрескивал костер и сопела Юлька. Она наполовину скинула с себя шинель, согревшись от теплоты костра. А там, в штабе, за столом сидела Таня. Рядом на буржуйке дымился чайник. Он давно закипел, но она никак не могла встать и снять его.

— Я сейчас, не отключайся, — произнесла Таня. Она все же сняла наушники, взяла тряпку и сняла с печки чайник. Хотела заварить чаю, но передумала. Поставила чайник на пол и вернулась к рации.

— Ты где?

— Я здесь, — ответил Гриша.

— Значит, повоевать успел?

— Ага.

— Послушай, «Ага», хочешь встретиться?

— С вами, то есть с тобой?

— Нет с лейтенантом Титовой, — съязвила девушка и добавила, — конечно со мной.

— Спрашиваете!

— А ты смелый? Тайну хранить умеешь?

— Не волнуйтесь, ся, извини. Я никак на «Ты» перейти не могу. Знай, я в интернате жил. И за болтовню сам многих наказывал. А знаете, что такое интернат, где все как волки, все голодные.

— Представляю.

— Вряд ли. Не дай Бог кому такое пережить, особенно в детстве.

— Хорошо, значит, тебе можно доверять. Только ты не подумай ничего. Да, конечно, многие девчонки на фронте хороших ребят жалеют и встречаются с ними, потому, что понимают, что этот день может быть последним у них. Я не такая. Но у меня тоже и тайна, и проблема есть.

— Это еще что?

— Да не что, а кто? Увязался один полковник, ухаживает, а я от него бегаю. Если он кого со мной увидит, может запросто в штрафбат отправить. Придумает за что, у него это хорошо получается.