Онлайн книга «Разведчик морской пехоты»
|
Мины теперь рвались только па левом фланге, откуда Рыжечкин продолжал стрелять. Друг Рыжечкина, Юрии Михеев, уверял меня, что эти короткие очереди из автомата неуверенные. Будто стреляет не Рыжечкин, а кто-то другой. — Может, у Рыжечкина автомат заедает? Он там один… Курносенко и Барышев побежали на помощь Рыжечкину. Когда и эта атака была отбита, Курносенко остался на левом фланге, а Барышев принес на руках смертельно раненного Рыжечкина. Осколки мины изуродовали лицо Зиновия. Еще раньше он был ранен в плечо, потом в голову. Положив автомат на камень, Рыжечкин стрелял одной рукой, несколько раз терял сознание. Короткие очереди, которые мы недавно слышали, вел уже еле живой моряк. Юрий Михеев расстегнул Рыжечкину куртку и зло стукнул по своей уже пустой фляге: воды ни у кого не было. Зиновий открыл глаза, узнал Михеева и как-то обычно, с потрясшей всех нас простотой, сказал: — Нет воды… А мне бы, Юра, напиться и… умыться надо перед смертью. — Что ты! Рыжик… — замахал на него руками Михеев. — Не говори так! — голос его сорвался. — Все, братцы! Живите, воюйте до самой победы. А мне водички бы… — Сейчас, сейчас, Рыжик! Юрий побежал к отвесной скале, где из-под камня чуть-чуть пробивалась вода. Скала была на виду у противника. Прячась за камень, Юрий протянул руку с пустой консервной банкой, в которую стала стекать тонкая струйка воды. Раздался одиночный выстрел немецкого снайпера. Выронив банку, Юрий схватился за руку. Но не отполз. Он опять протянул руку, теперь уже правую, и прислонил банку к скале. Когда он вернулся с водой, Рыжечкин был мертв. Михеев обмыл его, и мы понесли нашего Рыжика к глубокой расщелине скалы: там и похоронили, заложив вход большими камнями. Кто-то позади нас застонал, и мы увидели Уленкова, тащившего на спине раненого Шелавина. Пока разведчики делали Шелавину перевязку, Уленков шепнул мне: — У егерей в лощине два пулемета. Обложены кругом. Два кольца… — Об этом, Уленков, знают только двое: ты да я. А теперь попытайся пробраться к берегу. Одному легче проскочить через лощину. Если доберешься до базы, — расскажешь о нас. Ясна задача? Иди… Небо прорезала красная ракета. По нашему «пятачку» снова ударила вражеская артиллерия. Разведчики отнесли Шелавина в укрытие и заняли свои места. На этот раз налет был особенно длительным. Большие камни с треском лопались и рассыпались. Рядом с Бабиковым разорвались четыре мины, и маленького разведчика окутало дымом. — Жив? — крикнул ему Агафонов. — Вроде жив, — чертыхаясь, ответил Вабиков. — Вот брат! Хоть мы и не далеко от базы, а попали в такое пекло, куда и ты, Макар, телят не гонял… 3 Меня позвал Шелавин. — Слушай, старшина! — превозмогая боль, младший лейтенант старался говорить спокойно, даже властно. — Вас тут с ранеными — одиннадцать. Я — не в счет… Так вот, если проскочить через ту лощину, которую мы утром пересекли? А?.. Ты меня понял? Я молчал. — Начнете спускаться — егеря кинутся за вами. А я здесь останусь и прикрою отход. Все равно уж… Тут я не стерпел: — Младший лейтенант Шелавин, обидно, что вы так могли подумать о разведчиках. Я им, конечно, ничего не скажу. Но группой я командую и… — Прости, Виктор, — дрогнувшим голосом перебил меня. Шелавин. — Надо же искать выход! — А это уже не выход. В лощине егеря установили два пулемета. Нет, нам только до ночи бы продержаться… По оконечности мыса, по второму опорному пункту егерей, ударила наша береговая артиллерия. Эх, перенести бы огонь с батарей Рыбачьего через наши головы к перешейку мыса! Но как без радиостанции корректировать стрельбу батарей? Ракетами? И мы, и егеря пускали их множество. Артиллеристам с Рыбачьего трудно определить, кому какой сигнал принадлежит. А разрывы снарядов приближаются, вот они уже накрывают наш «пятачок»… Кто-то, прячась за камень, кричит: — Братцы, по своим лупите! Артналет, к счастью, прекратился, но вскоре огонь открыли немецкие батареи. — Егеря с тыла лезут! — доложил Бабиков, наблюдавший за перешейком. Я обернулся и увидел «психическую» атаку взвода пьяных егерей, прибывших из Титовки. Они протрезвели не скоро. Когда, наконец, атаки прекратились, наши боеприпасы были на исходе. Полдень миновал. Мы сидели за скалой и ждали, когда начнет темнеть. Ночью будет легче. Нас немного, но если мы прорвемся вниз, то в хаотическом нагромождении камней трудно будет обнаружить нас. Ночью легче просочиться в ущелье, скрыться от преследователей, вынести к берегу тяжело раненного Шелавина. Десантники это понимают и бодрости не теряют. Агафонов даже пытается шутить. Только самый молодой среди нас, Николай Жданов, стройный красивый матрос, который до этого держался молодцом, вдруг загрустил и поник головой. — Эй, моряк, красивый сам собою! Не дрейфь! — хлопнул его по плечу Семен Агафонов. Жданов вздрогнул, потом в сердцах сказал: — Все! Песенка спета… Нам отсюда не выбраться… — Дура, чего мелешь! — набросился на него Агафонов. Жданов вспылил, побледнел, резко ответил: — Николай Жданов живым врагу в руки не дастся! Понял? И отошел в сторону. Никто из нас тогда не понял истинного смысла этих слов. Солнце уже наполовину скрылось за горой. Исчезли длинные, причудливые тени от скал, сгущались сумерки. Мы начали готовиться к прорыву. Я отобрал пять разведчиков, которые должны пробить брешь в обороне егерей, трех — чтобы прикрыть отход, а двум легкораненым приказал положить на плащ-палатку Шелавина. В это время ко мне подбежал Алексей Каштанов и шепнул: — Егеря рядом. — Откуда ты взял? — Я был у Курносенко на левом фланге. Мы слышали, как их офицер кричал: «Кто повернет назад — расстреляю! Русских надо уничтожить до ночи!» Каштанов знал немецкий язык. То, что произошло вслед за этим, подтвердило его сведения. С неистовыми криками «аля-ля!», цепляясь за камни, егеря упорно лезли вверх. Теперь наш редкий огонь не мог их остановить. — Кончились патроны! — крикнул Бабиков. — Кончились! — тревожно отозвался Барышев, отползая назад. Егеря втаскивали пулемет на гребень «пятачка». Шелавин поднялся на колени и дрожащей рукой поднял пистолет. Наступил критический момент боя. — Всем ко мне! — скомандовал я. И тут мы услышали надрывный крик Николая Жданова: — Братцы, конец! Не успели мы опомниться, как он выдернул чеку из гранаты, прижал ее к груди и лег лицом к земле. |