Онлайн книга «Зяблики в латах»
|
— А может быть, вы, поручик, знаете, куда это ночью сегодня дежурный взвод ходил? — спросил меня поручик Кечупрак, выжимая воду из рыжей недостиранной рубахи. — Третий? Нет, не знаю… А что, ходил разве? — То-то оно и есть, что ходил… Поручик Кечупрак выжал из рубахи последнюю воду и поднялся ко мне на дорожку. — И, знаете, — вот это и кажется мне странным, — ведь увели его, знаете, тайком. И никто из них ни слова не говорит… В заставу, говорят, ходили, а какая там, к черту, застава, когда я великолепно знаю, что в заставу ходил поручик Барабаш со своей четверкой… Ну как, Аксаев, готово? Поручик Аксаев стоял на коленях перед речкой и, засучив рукава гимнастерки, пытался поймать какую-то забежавшую на отмель рыбешку. — Господа, темнеет, — сказал я. — Идемте! Когда мы шли к нашим халупам, к северу от Васильевки неожиданно затрещали пулеметы. Мы ускорили шаг. Потом побежали. Бой шел всю ночь. Иногда совершенно затихая, иногда вновь забегая в тишину тревожными пулеметными очередями. Мы сидели на улице, курили, пряча огоньки за забором, и шепотом разговаривали. Разговоры кружились все около одного и того же: куда прошлой ночью ходил третий взвод и зачем он упрямо не отвечает на все наши вопросы? — Не поймешь, истинное слово! — Подпоручик Тяглов плюнул на огонек папиросы, и, склонив голову, стал прислушиваться, как шипит окурок между его пальцами. — У меня там земляк есть, в третьем взводе. Тоже тобольский… Да и тот молчит… Дело это, видно, серьезное… — Господа, мне кажется, если кто из нашего взвода и знает, то это только поручик Горбик. — А и правда! — Поручик Горбик! Поручик Горбик! Но и поручик Горбик тоже только разводил руками. — Да не знаю я, господа. Ей-богу, не знаю. Меня, господа, не звали. — Ну, поручик, раз вас не позвали, — ерунда, значит!.. — насмешливо сказал в темноте мичман Дегтярев. — Без вас уж не обошлись бы, поручик! Верно? Поручик Горбик как раз закуривал. — Может быть! — сказал он, подымая голову и, как всегда, ласково и по-детски улыбаясь. — А знаете, который у меня сейчас на счету? Нет?.. Триста двадцать первый… К утру нам разрешили лечь. Не раздеваясь, мы легли тут же, около забора, подобрав к бокам винтовки и положив головы на сапоги друг к другу. …А бой за селом все продолжался. Утро было пасмурное. Накрапывал мелкий дождь. Гру-дью под-дайсь! Напра-во равняйсь! пела офицерская рота, В ногу, ре-бя-та, и-ди-те! Мы уже перешли мостик и приближались к кустам за Васильевкой. — Как? Как?.. — опять закричал полковник Лапков. — Что?.. Что за пение! Не тянуть! Он-нан-низмом занимались? Не так!.. Не так вяло!.. От-тставить! Гру-дью под-дайсь! Отставить! Гру-дью… — Отставить!.. Поручик Зверев! Поручик Зверев, не болтать штыком, — два наряда! Подпоручик Морозов, вас за язык дергать?.. Гру-дью под-дайсь… — Ах, так?.. Так?.. — хрипел уже полковник. — Так, значит?.. Бегом! Гру-дью под-дайсь! Напра-во рав-няйсь! В но-гу, ребя-та, иди-и-те! минут через десять, еще задыхаясь от бега, пела офицерская рота, подымаясь, наконец, на холмы. По другую сторону холма, за кустами, лаял бульдог генерала Туркула. Какой-то полковник в дроздовской форме, никогда прежде не виденный мною в полку, бегал вдоль шеренги выстроенных пленных. В руках он держал деревянную колотушку — из пулеметных принадлежностей. — Кто, твою мать?.. Кто, твою мать?.. Кто, твою мать?.. — кричал полковник, быстро по очереди ударяя колотушкой по губам пленных. — Кто, кто, кто?.. Добежав до левофлангового, полковник обернулся. — Не говорят, ваше превосходительство. — Нет? — спокойно улыбаясь, спросил генерал Туркул, подходя к пленным вплотную. — А ну, посмотрим! — И, размахнувшись, он ударил кого-то наотмашь и закричал уже на все поле: — Нет?.. Выходи тогда!.. Нет, не ты, твою мать!.. Ты выходи, рыжий!.. Рас-стре-ляю!.. Ага?.. Просить теперь, хрен комиссарский!.. А ну?.. Где коммунисты?.. Где комиссары?.. Показывай! Рас-стреля-а… Рыжий красноармеец побежал вдоль строя. За ним, сорвавшись с места, кинулся криволапый бульдог. За бульдогом — Туркул. …Дождь моросил все сильнее и сильнее. По подбородкам пленных текла бледно-розовая, замытая водою кровь. — Этот!.. Этот!.. — испуганно тыкал пальцем на кого попало рыжий красноармеец. — Этот!.. И вот этот!.. Этот!.. Этот!.. Офицерская рота стояла в оцеплении. Опустив голову, я смотрел на сапоги. Стоящий возле меня поручик Кечупрак тоже смотрел в землю. За ним, закрыв глаза и облокотясь на винтовку, стоял поручик Аксаев. Поручик Ягал-Богдановский держал голову прямо. Лицо его горело. — Этот!.. И этот вот!.. Этот!.. Потом из оцепления вызвали поручика Горбика. Поручик Горбик еще на ходу зарядил винтовку. Заряжая, он улыбался… — …Сорок семь, ваше превосходительство! — Пять бы десятков следовало!.. А ну?.. Твою мать, да показывай!.. Катись колбасой, твою… Рас-рас-стре… — Товарищи! Да не виновен!.. Товарищи… — Ей-богу… — Господа!.. Бра… — Ей-богу вот!.. — Бра-аттцы!.. И опять раздались три выстрела. Подряд. …Тяжело переваливаясь на кривых лапах, вдоль оцепления прошел бульдог. В зубах у «его болтались клочья чьих-то штанов. — Убирать не стоит! Мужики уберут. И генерал Туркул отошел в кусты, чтоб оправиться. Вечером наша хозяйка готовила яичницу. Солома под сковородою ярко вспыхивала, бросая на стены желто-красные, быстрые тени. Сало шипело и брызгало. Откинув голову далеко назад, хозяйка стояла перед огнем почти неподвижно и, казалось, была так же недоступна огню, как и офицерам, уже четыре дня подряд пытающимся заменить ей «уведенного» красными мужа. — Слушай, молодая, а как ты… насчет выпивона?.. — спросил ее поручик Пестряков, когда солома наконец догорела и тяжелая круглая сковорода в руках хозяйки медленно поплыла к нам на стол. — Если б раздобыла маленько, уважила бы нашу компанию. Как? — Чего зеньки выпучил? Куда ставить-то буду? Тарелку подставь, что ль? Хозяйка смотрела на нас из-под надвинувшейся на брови хустки. — Молодая, а злющая!.. — улыбнулся поручик Ягал-Богдановский. — Ну ее к черту, господа! Дура!.. В другое время и смотреть бы не стали, а она… фордыбачится! |