Онлайн книга «Русский капитан»
|
Он уже просто ненавидел этого духа и желал только одного, что бы тот, наконец, сдох, и с его смертью все это закончилось. И все закончилось… — …Он будет говорить? Истерзанный, полуживой дух слабо закивал головой. Прапорщик распустил жгут, выдернул из его рта провод. — Ты все расскажешь? Олег перевел. — Зкан доб карх… — прохрипел дух. — Он все расскажет. — с облегчением перевел Олег. — Хоп! Тогда зови полковника… — …Когда ты в последний раз видел Хаттаба? …«Дух» отвечал почти шепотом. Чувствовалось, что каждое слово дается ему с трудом, при каждом вдохе внутри его что-то клокотало и сипело. Но ни у кого вокруг Олег не видел жалости в глазах. Пленный их интересовал только как «язык», как запоминающее устройство из чьей памяти они должны извлечь как можно больше. — Это точно было в Хатуни? Или он не знает? — …говорит точно в Хатуни. Допрос шел уже третий час. Вопросы следовали один за другим, часто перекрещиваясь, возвращаясь друг к другу. Менялись кассеты в диктофоне. Афганец отвечал механически, без эмоций, словно большая кукла. Из него словно выдернули какой-то опорный стрежень. Он уже ничем не напоминал того злого, высокомерного душмана, которого несколько часов назад завели в этот «кунг». Теперь это был просто сломленный, раздавленный и жалкий человек. Наконец, Маринин откинулся на спинку кресла. Окинул «духа» долгим взглядом. И под этим взглядом «дух» как-то съежился, сжался, опустил голову. — А говорил — не предаст братьев по вере… — в голосе полковника Кудрявцеву почудилось снисходительное презрение. И это презрение к сломанному им же пленному, вдруг отозвалось в Олеге невнятной неприязнью. «Неужели ему его не жалко? Как он может быть таким жестоким?..» — Ладно! С этим — хорош! — Маринин хлопнул себя по карману, доставая мятую мачку сигарет — Пора перекурить и свежего воздуха глотнуть! — Куда его? В «зиндан» или в яму? — совершенно буднично спросил, поднимаясь из-за стола, комбриг. — В «зиндан»! Подержи его еще пару дней. Поработайте с ним. Может быть, еще что-нибудь вспомнит… Улица встретила почти угольной темнотой и сухим морозцем. — Игорь Михайлович, дело к ночи. Я распоряжусь насчет ужина и ночлега? — спросил комбриг. — Не откажемся. Так, Кудрявцев? — неожиданно улыбнулся Маринин. Олег только молча кивнул. — Тогда, Юрий Петрович, дай команду накрывать через часок. А пока поднимай сюда того курьера, которого вы в понедельник взяли. Надо кое-что уточнить. А потом и на ужин. — Есть! — и комбриг шагнул в ночь. В зябкой морозной тени «кунга», полковник жадно затянулся сигаретой. Искоса, быстро посмотрел на Кудрявцева. Мгновенно почувствовал его напряжение, каменность… — Первый раз на допросе? — Первый. — Честно признался Олег. — Трусит с непривычки? — Да так… — Неопределенно повел плечами. — Уж очень все… — Олег замялся, подбирая подходящее слово, и не смея его произнести в присутствии полковника. — …Грязно? — угадал Маринин. — Да. Грязно! — облегченно выдохнул Кудрявцев. — Конечно грязно. А ты как думал? «Извините!» «Пожалуйста!», «Не будете ли так любезны?»… Маринин говорил глухо, и, казалось, слова его возникали прямо из воздуха. — …Но мы не прокуратура и не милиция. Это у их допросы, следствия, адвокаты и права человека. У них в руках подозреваемый и их работа доказывать его вину. А мы — военная разведка. Нам ничего доказывать не надо. Мы не ведем расследования, мы добываем информацию. Это наша работа. Этот «дух» пленный враг — и этим уже все сказано. И от того, как быстро и насколько точно мы получим от него информацию зависят жизни наших пацанов, исход боев и операций. Понимаешь? Олег механически кивнул. — Нихрена ты еще не понимаешь! — беззлобно выдохнул Марусин. — Ты что, думаешь, в «отечественную» пленные немцы болтали на допросах как отличники на экзаменах? Так это только в кино они радостно выкладывали все, что знают во имя пролетарской солидарности и мирового интернационала. Можешь поверить — фанатиков и убежденных «наци» среди них хватало. Никогда не задумывался над тем, куда девались «языки» после того как их раскалывали?.. — В тыл отправляли. — Механически ответил Кудрявцев. — Только в порядке исключения. И только особо ценных «языков». А так — слишком много возни. Конвой гонять за три — девять земель, когда каждый солдат на счету. Поэтому обычно после допроса — нож под девятое ребро и — в яму! Этот «дух» знал, на что идет, отправляясь сюда. И я не представитель армии спасения… Маринин стряхнул пепел на железные ступени «кунга». И, прочитав на лице Олега растерянность, добавил: — Да ты не комплексуй, Кудрявцев. Все мы через это проходили. Я сам в Афгане чуть под трибунал не попал. Пожалел афганку беременную. Я на нее наткнулся у арыка. Должен был ее «завалить». Но пожалел. Связал, оставил. Конечно, никому ничего не сказал. Думал — не скоро развяжется. Успеем уйти далеко. А она стропу зубами как ножовкой в пять минут перегрызла. И уже через час у нас на хвосте туча «духов» сидела. Если бы не «вертушки» и не «броня» твоего бати — так бы на камнях все и остались. Вытащили они нас. От трибунала меня спасло только то, что «двухсотых» не было… Война это грязное и кровавое дело. И жалости не стесняйся. Жалость зверем не дает стать. Так что бери себя в руки и пошли работать! …Олег попытался увидеть полковника молоденьким лейтенантом, который, пожалев афганку, фактически, подставил группу под неминуемую гибель. Не получилось. Нынешний — жестокий, расчетливый Маринин никак не походил на наивного, милосердного лейтенанта. Пока пошли за пленным, комбриг отвечал на вопросы Маринина. — …В лесу его взяли. В трех километрах от Гехи. Связной. Шел в Гудермес с видеокассетой от Абу Умара. Фээсбешники там работают. Целую сеть уже расковыряли. — Это у него «джипиеска» была? — Так точно. Говорит, что должен был ее передать на рынке человеку, который приедет на зеленой «шестерке» с фотографией Шамиля на ветровом стекле. Мы выставили наших людей на въезде и выезде, фээсбешники работали на рынке, но никто не появился. — А сам он умеет с ней обращаться? — Умеет. Мы проверили. Он вообще отлично подготовлен. Карту уверенно читает. Со взрывчаткой работает. Взрывных схем нам штук десять нарисовал. Связь знает. Говорит, что полгода в лагере Хаттаба обучался. И потом еще три месяца в Грузии стажировался… — Вот эта джипиеска меня и интересует… |