Онлайн книга «В двух шагах от рая»
|
допотопный за комодом, на подоконнике, прикрытый оранжевыми шторами и тюлем, пулемет… хорошая позиция, хорошая точка… Шарагин прикидывал, кого шлепнуть первым, прицелился в мужика с авоськой, нажал на спуск; мужчина упал; пулемет от длинной очереди увело вправо, в толпу, и люди внизу, на проезжей части, словно обрадовались свинцовому дождю, засияли их лица, потянулись они ближе к дому и окну, откуда строчил пулемет. …я же хотел отомстить им!.. По легковушке бежевой попал – по стеклу лобовому, по капоту, взорвалась, загорелась. Косил всех подряд прохожих, поливая улицу из пулемета, как из лейки грядки, а люди лезли и лезли, из соседних улиц бежали на выстрелы, с подъехавшего автобуса выходили. Неожиданно появились дети – две девчонки и паренек, – первоклассники, в школьной форме и с ранцами за плечами, и, разгоряченный и взволнованный противостоянием со всем миром, вдруг увидел он, что, совершенно не желая того, застрелил одну из девочек и паренька тоже, увидел и понял это, только когда они упали на асфальт, а вторая девочка закричала и принялась звать на помощь; и новые люди сбегались на ее крик. …я такой же, как Богданов! я – убийца!.. обратной дороги нет… я должен уничтожить всех свидетелей… Шарагин строчил из пулемета, пока не уложил всех, и добивал тех прохожих, что, подраненные, в состоянии были приподниматься, и тех, что ползли по асфальту. Он перевел дыхание и тут заметил, что лента с патронами давно кончилась, и чем завалил он последнюю дюжину – не ясно. А люди начали вставать. Страх охватил его жуткий. – …суки! – кричал он. – Суки! Так вам всем и надо! Сволочи! Не смотрите на меня! Я сказал: не смотреть на меня! Не сма-треть!.. Страх поравнялся с ним, погнал его по пустынному переулку, в темный подъезд, где пахло мочой, по лестнице, на которой устроились алкаши, а дальше по узенькому предсмертному коридору, ближе к смерти, которая, он знал это определенно, выжидает его в конце коридора, за единственной дверью. …скорей! к этой двери! пусть все закончится! я согласен, я не против, я готов, я не боюсь, лишь бы страх не победил меня! страх, страх за спиной, и во мне, и везде… Он ударился плечом в дверь, обернулся, опасаясь, что страх, от которого он все же сумел оторваться, который еще поднимался следом по лестнице, вот-вот настигнет, уже слышал он шаги, и уничтожит его, как волчья стая загрызает выдохшуюся от погони жертву. Шарагин решился на смерть, он возжелал ее, он рвался в дверь, за которой была смерть, надеясь, что она укроет его от боли и все рассудит. Кто-то хотел помочь ему, он слышал, как звенят ключи. …смерть сама идет ко мне!.. Дверь открывалась, но боль схватила за затылок и повалила на спину. И в начале Лена даже не могла понять, что произошло, и почему Олег лежит на полу. Она помогла ему перебраться на кровать. …милая, любимая… Она сидела рядом и мокрым полотенцем вытирала ему пот со лба. …я обвинял тебя за то, что ты не могла понять мою боль, мою душу, за то, что ты все-таки уехала и оставила меня, и дочь увезла… …я больше не виню тебя… я не вправе никого судить и обвинять… я всех прощаю… еще один круг – круг прощения… может быть, он будет последним?.. – Где Настюша? – Отвела к соседке. – Надо обязательно ее крестить. – Хорошо. Поправишься только, и все сделаем. – Я хотел поцеловать ее… …на прощанье… – Ты бредил. Тебе очень плохо? Весь горишь! Надо вызвать врача! – Не надо, Леночка. Никакого врача не надо. Мне завтра… – Нет. Об этом не может быть и речи, какая служба?! Господи, я позвоню, скажу, что ты болен. Кто-нибудь тебя заменит. – Ни в коем случае! Как же ты не понимаешь, что они только и ждут того, чтобы я слег, чтобы нанести последний удар?! – О чем ты? Кто ждет? У тебя снова начались эти жуткие головные боли! Зачем ты скрываешь? Еще там, в гостях у Чистяковых, у тебя начался приступ. Я же вижу, как ты мучаешься. Милый! Олежка! Пожалуйста, разреши мне вызвать врача! Тебе надо в госпиталь! – Нет. Я тебе запрещаю это делать! Он закрыл глаза. …В этот раз он со взводом выходил из ущелья, и ботинки утопали в горчичной пыли. Потом раздались выстрелы, взрыв. Он запрокинул назад голову, теряясь в голубизне небесной, и падал, падал, долго, долго падал назад, и небо придавило его; взрывы прогремели, пальба беспорядочная открылась, словно дождь забарабанил по крыше; он снова был в ущелье, елозил на брюхе и башкой в панаме бодал камень, спасаясь от духовского огня, пули сверлили камень дзинь-дзинь-дзинь, крошки летели, он присмотрелся, где там духи? …ага, вон на пупке копошатся… Пустил очередь, а кто-то из подствольника засадил, и рвануло там на гребне, …расцвела горка, как Москва при праздничном салюте… и подумалось в последний момент, когда он снова увидел небо, что хорошо бы «крокодилы» появились. …потому что без «крокодилов» очень плохо… …небо какое-то низкое, давит, а как же лететь, если небо такое низкое?.. И после старший лейтенант Шарагин лежал на спине. И обступили его полукругом или почти замкнутым кругом солдаты. И кому-то могло показаться: рвется он что-то сказать. И Зебрев наклонился. Сил набирался Шарагин, духа набирался. Только воздуха не хватало. Тяжело вбирал в грудь воздух, маленькими глотками, прямо-таки сапогом или коленом кто на грудь наступил, придавил, как, бывало, дедушки-ветераны новичков к полу прижимали, а затем, как бы отчаявшись справиться, выдохнул все накопившееся внутри. Точно дух испустил. И все. И страх перед смертью тут же отпустил. И боль отпустила. …навсегда?.. И заглянул тогда Шарагин в свои же пустые, как вычерпанный колодец, глаза, мертвые глаза. И сквозь лица бойцов потянулся он к небу, что раскрыло над миром бездонно-голубую пасть, как если бы задумало проглотить его. Все желания и все надежды отныне устремились в беспредельность небосвода. Он собрался, он, наконец, готов был расстаться с земными мытарствами, он осознал, что, быть может, зря цеплялся за жизнь, он уже почти совсем ничего не боялся, он сам вызвался уйти, утонуть в обволакивающих земной шар небесных просторах. …а дальше тишина… |