Онлайн книга «В двух шагах от рая»
|
И воздвигли на высоком берегу Днепра крест. Приняла Русь Православие. На веки вечные!.. Майор Чертков почти не поднимал глаза на Шарагина, говорил, уставившись в одну точку, а если и переводил взгляд, то на госпитальный корпус, словно ждал кого-то, и от этого возникло у Шарагина подозрение, что майор говорит через силу, что выговорился он, наконец, и что надоело ему обсуждать эти темы, а просто не знает он как закончить, чтобы не обидеть собеседника. Натолкнулся вдруг Шарагин на мысль, безусловно нелепую и бредовую, что совсем не к нему обращается майор, и, в отдельные минуты разговора, казалось, что вообще никакого майора Черткова в природе нет, и что он вовсе не в Союзе, а по-прежнему в госпитале в Кабуле, сидит отрешенный на скамейке, и до него доносится чей-то откровенный разговор. …или, что и госпиталя нет, а просто мы с Епимаховым говорим о том о сем, спорим… – Мало быть крещеным, – тем временем вел дальше нить рассуждений Геннадий Семенович. – Надо еще и жить соответственно. Лет пятьсот ушло, пока научили мужика в церковь ходить, а не идолам поклоняться, да христианской сущности придерживаться. Покрестили Русь, кого насильно, кого – по доброй воле, а грешить-то люди не перестали, не испугались Бога обманывать. Бог милостивый, он все простит! Видишь ли, Олег, я считаю так: что по этой причине, по причине того, что решили Боженьку мы надуть в очередной раз, и прокляты мы. И еще многие годы будем прокляты! Грехи не так-то просто замаливать. Мы виноваты уже хотя бы потому, что решили возвыситься над Богом, что поверили в сладкие речи. Целый народ, великий народ попутал бес и завел в тупик. …когда только это произошло? когда мы оступились?.. …видимо, наша страна никогда не увидит счастья, потому что она расположена где-то на задворках рая… – …мы верим в возможность лучшей жизни, тянемся к ней, мечтаем, что дети наши доживут до нее, но она никогда не придет, а если случится чудо, и она наступит, жить в ней не сможем, а значит и не будет ее никогда. Потому что не уместится русская душа, мятежная и неустроенная, в рамках любви и согласия. …безнадега какая-то… На дорожке появилась миловидная пухленькая медсестра с короткой стрижкой. Она иногда заходила на их этаж, и Геннадий Семенович с ней шептался, а сестричка кокетливо хихикала. …миленькая, только ногти все время грызет… Майор охладел к разговору: – Однако, друг мой, жизнь была бы пресной и малопривлекательной, не будь в ней Бога и дьявола, добра и зла, рая и ада, не будь любви и ненависти. Тогда бы и русские люди на свет божий не рождались бы! Ну, в следующий раз договорим. * * * Он входил в мир заново. После госпиталей, где его резали, штопали, обследовали, где он ждал, что сживется, срастется рана, где колдовали над ним медики. …столько мучений, столько встреч, дум, а пролетело, как один день, как одна минута… словно и не было ничего, а привиделось во сне… Входил пешком, неторопливо двигаясь по улицам большого города. …госпиталь – опасная штука, слишком долго лежишь на кровати, и слишком много мыслей приходит в голову… вообще, для военного человека любое безделье смерти подобно… солдата надо от подъема и до отбоя гонять, чтобы не распускался, офицера тоже нельзя оставлять без дела – либо сопьется, одичает без внимания и приказов, либо, как у меня, борзость во взглядах и суждениях появится… То, что давалось раньше, в мирной жизни, так просто, что не раздражало, нынче лезло в глаза, напрягало. Усматривал теперь Шарагин мельчайшие изъяны, словно кусались они, словно тыкали в него чем-то острым. Забытые, некогда естественные, привычные реалии вновь окружали его: билеты в автобусе, запруды машин, много-много легковых машин, …и никакой боевой техники… толкотня, очереди всюду, замкнутость людей. …и все без оружия ходят… …ни порядка, ни дисциплины, как солдатня, потерявшая армейский вид… …хамство везде и всюду… – Гражданин! – схватил он за рукав расталкивающего всех в автобусе мужчину. – Куда вы лезете? Позвольте женщинам сначала пройти. – Да пошел ты…! …быдло, скоты!.. всем наплевать друг на друга… сами себе такое существование придумали… Он купил билет на поезд, перекусив в привокзальной забегаловке, пошел в гастроном. На входе, в уголочке, сбил прилипший снег с ботинок, потоптался, разглядывая прилавки через головы прущей, как лавина, отоварившейся толпы. Встал в кассу, чтобы выбить чек в хлебный отдел. Покупатели метались от одного отдела к другому, ругались с продавщицами, выстаивали длинные очереди. …мы всю жизнь проводим в очередях… когда кто-то привозит колбасу из большого города – праздник… это чем я занимаюсь сейчас… в нашем городе такого хлеба и такой колбасы не будет, а сыра вообще нет… правильно говорил Геннадий Семенович: нас научили гордиться рекордными надоями и большими урожаями, радоваться купленной по случаю туалетной бумаге или импортной обуви на размер больше собственного… в сраном Афгане шмоток и продуктов в дуканах было больше, чем в наших магазинах!.. нас научили прибедняться, и радоваться тому, что живем мы хоть чуть лучше, чем наши родители в голодные послевоенные годы, и нам об этом неустанно напоминают… сорок лет все трудности и проблемы на войну списывают… сколько можно?.. в наших людях совершенно нет чувства собственного достоинства… мы ругаем мир, в котором живем, все ругают, каждый человек в этой очереди, но ни один из них никогда ничего не сделает, чтобы изменить жизнь к лучшему… и я не знаю, как это сделать… прав майор, мы – народ, который совершенно не уважает сам себя… тогда кто же мы такие и куда идем?!! уж во всяком случае, не к светлому будущему человечества, не к коммунизму… Вспоминались то и дело слова майора Черткова: «Неправильно живем. Плохо живем. Пора все менять…» …смиряемся с любыми трудностями, терпим и выносим любые |