Книга Шкуро. Под знаком волка, страница 30 – Владимир Рынкевич

И вместо милых слов о соединении любящих загремели другие — о сражениях, пулеметах, расстрелах, грабежах, Учредительном собрании. Упоминали и Ленина и Троцкого, Деникина и даже Пугачева и Стеньку Разина. Палихин оказался если неначитанным, то хорошо наслышанным — в солдатской школе был хороший офицер-учитель.

— И Разин и Пугачев — все они бандиты, — говорил Палихин. — И тоже знали всякие умные слова: свобода, власть народу… А сами — только грабить. И Шкуро такой же. Большевики — те не только говорят, но и делают. Конечно, землю у богатеев надо отнять и дать бедным. Все жить хотят. Вот атаман кричит, что он за Учредительное собрание, даже за восьмичасовой рабочий день, а самому только бы шашкой поработать да награбить добра.

— А у нас, у тех, кто с Советами, все правильно? — спросил Стахеев. — Вы довольны, что с нами?

— Тут ведь сразу и не поймешь: я с вами или вы с нами. Конечно, не все так, как надо, но это уж зависит от людей.

— Хватит политики, — прервала дискуссию Маргарита. — Нас дома ждет пирог, а вы все о неприятном.

— Очень мудро вы о пироге вспомнили, Маргарита Георгиевна, — согласился Палихин. — Только я забегу в отряд — это рядом — и сразу к пирогу.

В этот день с утра полковник Шкуро обсуждал со Слащовым, Солоцким и Калядиным сложный вопрос: каким образом кормить десятитысячную армию. Мало того, что не хватает оружия и патронов и приходится рассчитывать на то, что добудешь в бою, так и продовольствием никто не снабжает. Солоцкий надеялся на помощь населения: «Станичники всегда казака накормят. Да и крестьяне тоже. Надо распределить полки по станицам и селам». Слащов считал, что продукты надо покупать у населения, а деньги — у отряда есть, говоря это» он поглядывал на командира. Калядин вспомнил обещания князя Лоова помочь деньгами.

Шкуро был мрачен, и собравшиеся предполагали, что причина в неудачно подбритых усах — он то и дело теребил рыжевато-русые волосы над губой. Отвечал на предложения командиров грубовато:

— Мы ж не на курорте Минеральных Вод, чтобы по селам разойтись и на сеновалах валяться. Возьмем Ставрополь, пойдем дальше с Деникиным или куда нас направят, и кто там будет нас кормить? И денег у меня нет, Яков Александрович. Не гляди на меня так, будто взаймы хочешь взять. Комиссарские деньги уже потратили на кормежку. Вот про Лоова хорошо вспомнили. Напишу ему. Пока разойдемся. В Птичьем стоим — по-птичьи будем и кормиться.

Поднялись, но уже стоя у двери, Слащов напомнил и о другом:

— Андрей Григорьевич, вы собирались в Тихорецкую к Деникину. Посоветуйтесь с ним. Когда вы собираетесь туда? Или пойдем всем отрядом?

— К Деникину я поеду после взятия Ставрополя.

— Но это же не так скоро. У нас и плана еще нет, — не унимался начальник штаба.

— Скоро, Яков Александрович. Может, и сегодня. А план у меня есть. Все. Расходимся.

И опять Солоцкий, уходя, взглянул на полковника — не шутит ли. И вновь увидел, что тот говорит серьезно и почему-то вдруг подобрел. Наверное, солнечное утро обрадовало — посмотрел в окно и вроде даже улыбнулся.

Как не обрадоваться, увидев, что к крыльцу штабного дома подскакал усталый, похудевший Кузьменко?

Меньше чем через полчаса полковник вошел в комнату, занятую Слащовым. Тот сидел за столом и измерял линейкой какие-то расстояния на карте.

— Говорил я тебе, Яша, что сегодня Ставрополь возьмем — вот и начнем операцию.

— Как же мы будем начинать? — с удивлением и плохо скрытой насмешкой спросил Слащов. — План разработаем или поднимем полки и пойдем? Атакуем город, заполненный матросскими и красноармейскими отрядами с артиллерией и пулеметами?

— Без атаки возьмем» а артиллерия у нас тоже есть.

— Где? — В голосе Слащова уже слышалось возмущение.

— На бумаге, друг Яков Александрович. Забыл, как начинали? С несколькими казаками вошли в Бекешевскую, и пулемет у нас был деревянный, а ты полками командовал, теми, что сам на бумаге нарисовал. Вот и артиллерия у нас такая.

— Но большевики знают, что у нас есть и чего нет.

— Не будем, Яша, спорить. Пиши ультиматум. Например, вот так:

«Советским властям города Ставрополя! Требую в 24-часовой срок сдать город войскам Кубанской Освободительной армии. В противном случае Ставрополь будет разгромлен тяжелой артиллерией, а захваченных большевиков беспощадно уничтожим. В случае добровольной сдачи обещаю прощение взятым в плен. Ответ жду немедленно.

Полковник Шкуро!»

— Понял? Теперь так меня надо называть: «Шкуро».

— Андрей Григорьевич, но они же знают…

— Господин полковник. Отставить пререкания! Приказываю срочно напечатать ультиматум. Его бы с матом этот ультиматум, как запорожцы. Да-а… Затем приказываю направить разъезд к железной дороге на станцию, где есть телеграф — наверное, ближе всего Пелагиада, — чтоб передали ультиматум телеграфом, получили ответ и в три креста доставили нам.

Часа через полтора Шкуро с надменно-хитрой улыбкой показывал Слащову телеграфную ленту с ответом:

«Ультиматум принят. Советские войска оставляют город. Власть передана городскому самоуправлению.

Просим вас ввести Освободительную армию в город.

Председатель комитета самоуправления Яковлев».

— Вот так мы берем города, Яша! Теперь я еду к Деникину, а вы, господин полковник, принимайте командование и ведите казаков в Ставрополь. Установите там порядок и через несколько дней приготовьте мне торжественную встречу. Знаете, как римляне встречали полководцев? Вот и полковника Шкуро так должны встречать.

— Может быть, уже генерала, Андрей Григорьевич?

— Все может статься в этой, мать ее, революционной гражданской войне.

Палихин ворвался, когда на столе шумел самовар, цвели разноцветные закуски, солнечные зайчики метались в большой бутылке, величественный пирог источал теплый обворожительный аромат, а Лена и Маргарита успокаивали плачущую, как водится, хозяйку, выдающую замуж единственную дочь.

— Мы останемся с вами, мама, — говорила Лена. — Всегда будем жить вместе, как сейчас. Ведь так, Миша?

Сосредоточенно взволнованный Палихин возник в распахнутой двери.

— Не будете вы здесь жить, — сказал он. — Мы оставляем город, С часу на час сюда войдет Шкуро со своей бандой! Власть уже передана какой-то городской управе. Может, и они начали чистить. Собирайтесь, Михаил Петрович. Быстро, как по боевому сигналу.

— Как же так? — испуганно и недоуменно переспрашивал Стахеев. — Боя же не было. Что случилось на фронте?

— Темное дело, Петрович, — со злостью отвечал Падихин. — Шкуро прислал ультиматум; если не сдадите Ставрополь, разгромлю город тяжелой артиллерией. А у него, как нам было известно, даже одной легкой пушчонки нет. Я сунулся в Исполком, а там на меня один зверем посмотрел, другой сказал, чтобы я смывался, пока шкурята к стенке не поставили. Темное дело. Видать, предательство.