Книга Стужа, страница 2 – Рой Якобсен

Однажды теплым летним вечером они с отцом сидели у Ручья, и Торхалли, по своему обыкновению, посетовал, что водяное колесо ни к чему полезному не приспособишь, а Гест, по своему обыкновению, попросил отца рассказать какую-нибудь историю — про то, как родичи приплыли сюда из Норвегии, или про события в округе, или про другие места в Исландии. Однако ж Торхалли поднялся на ноги и ответил, что рассказать ему больше нечего. Да-да, так и заявил:

— Нет у меня больше никаких историй.

Гест недоуменно воззрился на него.

— Я уже рассказал тебе все, что знаю, больше рассказывать нечего, — добавил отец.

Гест с удивлением воскликнул, что не может в это поверить. Отец повторил, что рассказывать больше нечего и дело с концом. Тут Гест вскочил, выдернул из Ручья водяное колесо и, не глядя, зашвырнул на горушку.

— Теперь от него вовсе никакого проку не будет, — коротко бросил Торхалли и зашагал вниз, к усадьбе.

Гест, однако, остался у Ручья, посидел, подумал, потом встал и начал искать колесо, но без толку, не нашел. Тою же ночью он разбудил свою сестру Аслауг, которую считал большой и храброй, и, заливаясь слезами, сказал ей, что потерял Одинов нож и она должна помочь ему в поисках.

Аслауг нехотя поднялась, но, когда они топтались в росистой траве подле Ручья и горушек, вдруг заметила, что нож-то — вон он, висит-покачивается на кожаном ремне у Геста под курткой.

— Та-ак, и что же мы, собственно, ищем? — строго спросила она.

— Водяное колесо, — ответил Гест, прикрывая руками голову, потому что ждал затрещины. И напрасно, Аслауг только рассмеялась, назвала его глупышом и добавила:

— Как можно что-то найти, если не знаешь, что ищешь?

Хорошо сказано, подумал Гест и решил, что врать надобно похитрее. На сей раз он выложил правду: мол, колесо он зашвырнул куда-то со злости, когда отец объявил, что рассказать ему больше нечего, Гест, мол, уже слышал все его истории. Тут Аслауг опять рассмеялась и сказала, что историй на свете столько же, сколько людей, хотя Торхалли, понятно, всех знать не может.

— А сколько на свете людей? — спросил Гест. Аслауг в свой черед спросила, умеет ли он считать.

— Немного умею, — ответил Гест и начал считать вслух.

— Нет-нет, не надо, — остановила его Аслауг, присела на корточки, окунула руку в ручей, зачерпнула горсть мелкого белого песка и пальцем отгребла в сторону несколько песчинок. — Видишь?

— Вижу.

— На свете столько же людей, сколько песчинок на берегах Лангафьорда.

Гест долго смотрел на песчинки, потом спросил:

— Почем ты знаешь?

— Ну, это всем известно, — ответила Аслауг.

Гест еще посидел-подумал, ему и в это не верилось, но мысль была любопытная, и перечить он не стал.

В конце концов они продолжили поиски, и Аслауг нашла водяное колесо. Правда, оно дало трещину, но Гест вырезал парочку деревянных гвоздей и все поправил. Потом они установили колесо на место, между четырех гладко обкатанных камней, и посидели на берегу, глядя на его однообразное круженье, пока у Геста, размышлявшего о песчинках, о людях и историях, голова не пошла кругом и он не начал клевать носом.

Тогда Аслауг сказала, что надо вернуться домой и лечь, пока другие не проснулись, а отцу не говорить ни слова.

— С какой стати не говорить-то? — спросил Гест. Аслауг закатила глаза:

— А чтоб посмотреть, умеешь ли ты хранить секрет.

Три дня спустя Торхалли зашел к Гесту в ягнячий загон.

— Водяное-то колесо опять на месте, — сказал он. — Не ты ли его отыскал?

— Нет, — отвечал Гест, продолжая плести из прутьев перегородку.

Отец не уходил, смотрел на него.

— Кто же его нашел?

— Не знаю, — сказал Гест. Три долгих дня миновало, и наконец-то его старания были вознаграждены.

— Может, Аслауг? — спросил отец.

— Не знаю, — повторил Гест. — Но не я, меня это колесо не интересует, проку от него никакого.

И Торхалли, по обыкновению, сказал:

— Н-да, ты у нас не чета другим детям.

Гесту очень хотелось ответить, что Аслауг тоже им не чета, ведь все это из-за нее и из-за тебя, потому как не знаешь ты, что историй на свете столько же, сколько людей и песчинок. Но вслух он не вымолвил ни слова. Стоял спиной к отцу, заплетал перегородку. Славно поработал, перегородка вышла на диво. Было ему тогда восемь лет.

Изо дня в день все семейство тяжко трудилось, иной раз и голод терпело и прочие бедствия, когда, к примеру, по весне начинался падеж скота, но вдобавок здешнюю округу омрачала еще одна тень — могущественный хёвдинг, [2] что жительствовал в Бьярнархавне, на северном берегу полуострова Снефелльснес, на полночь от Йорвы, в дневном конном переходе оттуда. Имя хёвдинга было Арнгрим сын Торгрима, в народе же его прозвали иначе, потому что видели от него одни только лихие напасти: Вига-Стюр, «vig» значит «битва» и «убийство», a «styr» — «война, распря», ведь посеянные им кровавые раздоры охватили половину Исландии. Стюр грабил и убивал где вздумается, да еще и хвастал, что никогда не платит виру [3] он принадлежал к знатному роду и имел множество друзей, а таким людям все бесчинства с рук сходят. Вдобавок и денег, и скота, и земли у него было немерено-несчитано.

Однажды вечером, когда Гест, насквозь промокший от дождя, который поливал с раннего утра, возвращался с горного пастбища, он заметил между сараем и большим домом чужую лошадь: сгорбленная кляча, вся в мыле, точно в мокром железном панцире, закрыв глаза, что-то жевала. Надо бы в конюшню ее поставить, подумал он и взялся за уздечку, но лошадь яростно забила копытами и злобно уставилась на него совершенно человеческим взглядом.

Гест не двигался, пока лошадь не закрыла глаза, потом вошел в большой дом и в отблесках очага увидел, что отец тихонько беседуете каким-то незнакомцем. Никого из домашних в помещении не было, даже Аслауг и Тордис не видать, а это означало, что Торхалли — или гость — хотел, чтоб никто им не мешал, но Гест невозмутимо скинул мокрую одежду и забросил сушиться на жерди, подвешенные вокруг очага, а заодно прислушивался к негромкому разговору. И мало-помалу ему стало ясно, что с появлением этого незнакомца жизнь в усадьбе полностью изменится, и его собственная, и всех остальных; было ему тогда девять лет.

Звали пришельца Эйнар, а в Йорве он оказался оттого, что искал прибежища на зиму и помощи, чтобы покинуть Исландию, когда корабли снова выйдут в море. Торхалли, однако, несколько раз выслушал его историю и тогда только скрепя сердце согласился предоставить ему приют и помощь, да и то лишь при условии, что он заручится поддержкой соседей с другого берега реки, ведь содействием одного-единственного мелкого бонда Эйнару никак не обойтись, скрывался-то он от Вига-Стюра, который прибрал к рукам все его достояние, — не желал быть рабом на своей же земле.