Книга Заклинатель, страница 36 – Александр Прозоров

— Поеду-ка я выпью, — решил Андрей. — Голову немного задурю — глядишь, и время быстрее пройдет.

До двора Ивана Кошкина ехать было, к счастью, недалеко — вот только первым, кого увидел Зверев, въехав в ворота, был боярин Василий Ярославович.

— Вовремя, сынок, — кивнул ему Лисьин и отпустил Никиту, которому только что давал какие-то поручения. — Ну как, насмотрелся на Москву? Заскучал, поди, в четырех стенах? Ни охоты, ни простора, чтобы с рогатиной, сабелькой али луком поиграть. Ну да ныне все, покончили мы с хлопотами. Вечерком попаримся на дорожку да завтра на рассвете и поедем.

— Как завтра? — вздрогнул Андрей. — Уже? Но почему завтра? Я не могу…

— Забыл, сколько мы тут просидели, да сколько дней нам еще на обратный путь понадобится? Страда, сынок. И так опаздываем, чтобы проследить за всем хозяйским глазом. А Ольгу Юрьевну ныне перетруждать нехорошо… Постой, — спохватился он. — Как это ты не можешь? Почему?

— Понимаешь, отец, — погладил гнедого по морде Андрей. — Понимаешь…

Не так-то просто было облечь в слова все то, что творилось у него в душе. Что это было? Любовь? Да нет, что за бредовая мысль?! Он с княгиней даже словом ни разу не перемолвился, познакомиться не успел. Какие тут могут быть чувства? Может быть, он оказался заворожен ее красотой? Да тоже вряд ли… Какая красота? Лицо в веснушках, хотя давно не сезон, черты обыкновенные, как у многих. Да еще и за беса его приняла! Помнится, он всего лишь собирался взглянуть на нее поближе. Это получилось. И что теперь? Больше он ни к чему и не стремился, ничего не хотел! Просто чертовщина какая-то. Глупое и бессмысленное наваждение.

— Ты прав, отец, — кивнул Зверев. — Засиделся я тут, с ума от безделья сходить начинаю. Ну какие у меня тут могут быть дела? Конечно же, едем.

Пахома они обогнали на второй день, перед Ржевом. Дядька ехал, довольный судьбой, напевая негромко какую-то протяжную песню. От него сильно пахло пивом, но выглядел Белый вполне благообразно, с облучка не падал.

— Ты смотри, до заморозков добраться успей, — придержав ненадолго коня, посоветовал ему Василий Ярославович. — В телеге ведь ночуешь, как бы не застыл.

— На все воля Божья, батюшка боярин, — перекрестился холоп. — Коли пожелает — то и завтра мороз случится. Не захочет — и до Рождества дождики будут лить. Ты не беспокойся, Василий Ярославович, доеду. Не впервой.

— Поосторожней все же, — попросил его Лисьин. — Топор есть?

— Как же без него в пути, батюшка?

— Тогда езжай. В усадьбе роздых получишь.

Верховые помчались дальше, одолевая километров по восемьдесят за день. Ржев, Бобровка, Нелидово. На третий день с неба посыпался мелкий противный дождь, тут же превратив тракт в грязное месиво. К счастью, не очень глубокое, меньше чем в ладонь. Брызг, пачкотни много — но ни ноги скакунов, ни колеса многочисленных повозок в грязи не вязли.

— Хлеб в такую погоду не убрать, — недовольно поглядывал на небо боярин. — Не высохнут снопы. Погниет все в поле. Скорей бы домчаться!

Но раскисший путь отнюдь не добавлял путникам скорости. Только на девятый день они добрались Великих Лук. Уже темнело, и Василий Ярославович решил заночевать на подворье. Заодно и приказчика проверить.

Здесь все было в порядке: никого постороннего, камнеметы и припасы на месте, в амбарах — все учтено и разложено. Афанасий на все вопросы отвечал толково, не путался, глаза не прятал. Настроение после этого у боярина поднялось, и он даже выпил с приказчиком вина, не пожалев для хорошего работника дорогой мальвазии. А поутру путники увидели теплое яркое солнышко и совершенно чистое небо, словно и не поливало их дождем полную седьмицу без перерыва. Они поднялись на коней, вскоре выехали из города, перешли на рысь — и уже через два часа спешились во дворе усадьбы.

— Ну наконец-то! — встретила на крыльце своих мужчин Ольга Юрьевна. — А я уж испереживалась. Нет и нет вас, нет и нет. Уж не знала, чего и думать. — Она обняла мужа, прижавшись к нему на несколько мгновений, потом поцеловала в лоб Андрея: — Вернулся, чадо мое. Ой, а чего это ты обрился весь?

— А ты как думаешь, матушка? — хмыкнул Василий Ярославович.

— Я? — чуть отступила женщина. — Для почета, верно? Молод ведь он. Да и надела своего нет.

— Боярин Андрей Лисьин ныне имя нашего сына. По велению государя и общему боярскому одобрению в переписные листы включен он как боярин, и жалованье ему на том положено в двенадцать рублей без службы! [27]

— Боярин ты мой, — опять обняла Зверева хозяйка, сняла тафью, погладила покрытую мелким ежиком голову. — Колется… Боярин…

— Вечером ради такого дела пировать указываю всем, без исключения. А коли провинности у кого — прощаю! — объявил Василий Ярославович. — Праздник у нас, молодой Лисьин боярином стал. А сейчас вели баню стопить. Неприятная ныне была дорога. Промокли все насквозь.

Вопреки обычному, за стол они с дороги не сели. А чего садиться, коли только что, почитай, завтракали? Андрей поднялся к себе, скинул епанчу, ферязь, растянулся на перине.

— Боже мой! Мягкая постель! Кажется, я уже и забыл, что это такое.

— Доброго тебе дня, Андрей Васильевич.

— Боярин Андрей Васильевич, Варенька, боярин, — поправил девушку Зверев, рывком поднялся, обнял ее и крепко поцеловал в губы. — Никак, навестить решила?

— Матушка Ольга Юрьевна постель велела застелить. Разобрана была, пока вы в отъезде…

— Ну вот, — усмехнулся Андрей. — Все в делах, в делах.

Он поднялся, нашел среди вещей сверток с платком и протянул Варе:

— Вот, это тебе.

— Ой, боярин… — ахнула она, развернув узорчатую ткань. — За что же милость такая, Андрей Васильевич?!

— Просто подарок. — Зверев опять привлек к себе девушку, стянул с ее головы платок и пригладил волосы. — Подарок.

Первый день, как обычно, практически пропал. Пара часов минуло, пока истопилась баня, еще столько же холоп и двое бояр отогревались в парилке после долгого пути, половину которого пришлось одолевать в мокрой одежде. После бани был обед, который к вечеру перешел в пышный богатый пир, завершившийся только поздно ночью.

Зато утром Андрей смог впервые за минувший месяц взять лук и пойти на берег озера к уже похожему на мочалку березовому пню. Что бы там ни говорили, будто раз полученный навык остается навсегда — но если его постоянно не подкреплять, то через годик за двести метров не то что в человека, в лошадь не попадешь.

Расстреляв по два колчана сперва с двухсот, потом с трехсот метров, молодой боярин вернулся в усадьбу, позавтракал с холопами — хозяин с хозяйкой к столу не вышли, — после чего поднялся в седло и помчался на Козютин мох.