
Онлайн книга «Вольф Мессинг. Видевший сквозь время»
– Сразу и убили… вот не убили же, спасся… Лейтенант Перегудов вошел в маленькую комнатку, где за рацией у окна сидел радист и настраивал ее, поворачивая тумблеры то в одну, то в другую стороны. Еще двое красноармейцев курили, расположившись на лавке у двери. При появлении лейтенанта они встали. – Да сидите, – махнул рукой Перегудов. – Старлей у себя? – Перебежчика допрашивает, – коротко ответил радист. – Давно? – Давно… больше часа… Чего он там с ним тары-бары разводит, не знаю… – пробормотал радист, не отрывая взгляда и рук от рации. Из-за двери послышался хохот, потом громкий голос старлея. Перегудов удивленно посмотрел на солдат, на радиста: – Чего это он там хохочет? Пьяный, что ли? – Ну, давай еще! – смеялся старлей, держа в руках колоду карт. – Ах ты как, фокусник, твою мать! Ну а сейчас какую я загадал? Нет, я три карты загадал! Какие? – Дайте мне колоду, – попросил Мессинг. – Какие карты вы загадали? – Он потасовал колоду, потом выбросил на стол даму треф, короля пик и туза червей, спросил: – Эти? – Ну, точно! Во дает, а! – восхищенно заржал старлей. – Ты, значит, мысли читаешь? – Иногда получается, – чуть усмехнулся Мессинг. – Ну хорошо, а чего я вот сейчас подумал? Угадай? Сможешь? – О чем вы сейчас подумали? – переспросил Мессинг. – Можете порадоваться – ваше представление на повышение подписано в штабе округа и ушло в Москву… кажется, в министерство… как оно у вас называется? Обороны… – Ну ты-и… – выдохнул старлей. – Точно? – Точно, точно… Через две недели узнаете… – Ну ты-и… дьявол, честное слово… Вот это фокусник так фокусник… Теперь понятно, чего за тебя Гитлер награду назначил… Кормили тебя? – Ничего, я потерплю… – А чего терпеть-то? У нас тут не тюрьма. Горбенко! В комнату вошел могутного вида детина, мрачный, со злыми, глубоко посаженными глазами: – Слухаю, товарищ старший лейтенант. – Отведи-ка гражданина артиста в столовку. Пусть накормят. Одежду его высушили? – Так точно, товарищ старший лейтенант. – Вот и одежду ему отдайте… а то он в форме на чучело огородное похож, – старлей усмехнулся. – Топай, артист, рубай вволю. После еще побеседуем. В комнату вошел Перегудов, посмотрел на Мессинга, потом на старлея: – Я там полчаса уже жду, между прочим. – Ого, Перегудов! Давай, заходи. Тут такое дело, мать честная. Тут такое дело… В каптерке, старой бревенчатой избе, на деревянных полках стопками лежало обмундирование, включая пилотки, белье, портянки и прочее солдатское имущество, рядами стояли сапоги, на гвоздях висели ремни. Старшина выдал Мессингу его вещи – высушенные и отглаженные пиджак и брюки, рубашку, пальто и ботинки. Мессинг тут же переоделся. Могутный старший сержант стоял, подпирая плечом дверной косяк, и курил самокрутку. В пустой столовой – просторном помещении, чем-то напоминавшем сарай, – стояли три длинных, во всю комнату, стола, за один из них Горбенко усадил Мессинга. Повар, грузный старшина в белом колпаке и грязном фартуке поверх гимнастерки, поставил перед ним глубокую миску дымящихся щей с плавающими кусками мяса, большую тарелку с мятой картошкой и тушенкой, тарелку с крупно нарезанными помидорами и огурцами и три стакана компота. – Что вы, зачем столько? – испуганно посмотрел Мессинг на большую и глубокую миску со щами. – Я все это не съем. – Больной, что ли? – мрачно спросил повар в белом колпаке. – Нет, я здоров… – Тогда ешь – здоровее будешь. Вкусно. Люди всегда добавки требуют. – И повар ушел к себе на кухню, отгороженную деревянной стеной с большим окном, в которое подавали еду. Горбенко по-прежнему стоял, подперев дверной косяк, и молча смолил самокрутку. Мессинг принялся есть, поглядывая на стены, на которых было развешано множество плакатов, изображавших красноармейцев в летнем и зимнем обмундировании, а также винтовки и автоматы… пулемет в разобранном виде… ручные противопехотные и противотанковые гранаты… разрез окопа полного профиля… Были плакаты с лозунгами «ЗАЩИТИМ ПОКОЙ И ТРУД СОВЕТСКИХ ГРАЖДАН», «КРАСНАЯ АРМИЯ ВСЕХ СИЛЬНЕЙ!». И посредине стены висел непременный портрет Сталина. Мессинг ел мясные щи и поглядывал на Сталина. И Сталин смотрел на него с лукавой улыбкой. Ворот гимнастерки старшего лейтенанта Скрыпника был расстегнут, волосы всклокочены, в глазах горели азарт и почти детское любопытство. Под столом он перетасовал колоду потрепанных карт, потом вынул одну и взглянул на Мессинга, все так же сидевшего перед ним на стуле: – Ну а щас какую карту я вытащил? – Семерку пик, – спокойно отвечал Мессинг, глядя в окно, за которым уже наступали сумерки следующего вечера. – Ну ты даешь, артист… А щас чего я вытащил? – Даму червей… – Точно! Ну ты даешь… Как же у тебя это получается? – не переставал удивляться старлей. – Ну скажи, будь человеком? Где ты шельмуешь? Как? – Да никак я не шельмую… – устало улыбался Мессинг. – Я просто вижу. – Как видишь? Я же руки с картами под столом держу – как ты можешь увидеть? – Я их мысленно вижу.. В голове представляю карты – и как вы их тасуете, и какую карту вытаскиваете… – Да как же это возможно? Не-ет, ты не хочешь говорить, артист, нехорошо! Я к тебе со всей душой, а ты… темнишь! – Нет, нет, не темню… я просто читаю ваши мысли. Вы же видите карту, которую вытащили из колоды, а я улавливаю ваши мысли и тоже знаю карту, – все с той же вежливой улыбкой отвечал Мессинг. Открыв рот, старлей обалдело смотрел на Мессинга и ничего не понимал. Потом сказал отрешенно: – Ты страшный шпион… Тебя надо немедля расстрелять… – Нет, нет, что вы! Не надо меня расстреливать! – не на шутку испугался Мессинг, глядя на застывшее лицо старлея. – Давайте я вам лучше другие фокусы покажу. Прослышав о необычном «шпионе», набежали другие офицеры. Ажиотаж нарастал. Теперь в комнате сидели четверо офицеров: еще один старший лейтенант и два лейтенанта – и вид у всех был такой же, как у Скрыпника, взъерошенный, очумелый и даже напуганный. – Хорошо, завяжите тогда мне глаза, если вы думаете, что я как-нибудь подглядываю. И пусть гражданин Антон что-нибудь прикажет мне мысленно… то есть молча. И я его приказание выполню с завязанными глазами. – Давай, Антон… – сказал лейтенант, которого звали Михаил Крышкин. – Так вы сперва глаза ему завяжите, – ответил Антон Скрыпник. |