
Онлайн книга «Вольф Мессинг. Видевший сквозь время»
Дверь в комнату администратора открылась, и выглянул Мессинг: – Что, больше никого? Странно… – Да вы никак огорчились, Вольф Григорьевич! – хлопнул себя по бокам Осип Ефремович. – Недоступный вы моему разуму человек, как говорил Петька Чапаеву! Наполеон! Ну прямо – Наполеон! Аида Михайловна посмотрела на растерянного Мессинга и широко улыбнулась. И тут Мессинг тоже увидел ее и уже не смог отвести взгляд. – Что, Вольф Григорьевич? Нравится дамочка? Для вас привел! Специально для вас! Знакомьтесь! – Осип Ефремович грозно сдвинул брови. – Знакомьтесь, я вам говорю! Старушки, гардеробщицы и вахтерша, наблюдавшие за ними, заулыбались, захихикали. Мессинг медленно подошел к Аиде Михайловне, чуть поклонился: – Мессинг… – Аида Михайловна Раппопорт. – Она протянула руку, и Мессинг с готовностью схватил ее, долго тряс: – Вольф Григорьевич… А вы… вы кто, простите? Вы работаете в театре? Нет, вы работаете в управлении культуры облисполкома? Я ошибаюсь? – Вольф, ты меня удивляешь! – тут же влез Осип Ефремович. – Я думал, тебе взгляда достаточно, чтобы все знать об этой прекрасной даме. Я столько ей наговорил о тебе, столько… – Не надо, Осип Ефремович, я сама как-нибудь… – с той же мягкой улыбкой перебила Аида Михайловна. – Я действительно работаю в управлении культуры облисполкома. Я бывала на многих ваших концертах, Вольф Григорьевич… – Благодарю вас, Аида Михайловна, вы правы, мне очень нужен помощник, но не только на сцене, но и в выборе… – Я этого еще вам не говорила… – опять улыбнулась женщина. – Разве не говорили? А мне послышалось… – Вот именно, вы успели прочитать мои мысли раньше, чем я их высказала вслух. С вами опасно женщине… особенно незамужней… – А вы не замужем? – тупо спросил Мессинг. Осип Ефремович хихикнул и сказал: – Надеюсь, вы понравились друг другу. С остальными вопросами прошу в мой кабинет. – Он широким жестом указал на дверь с табличкой «Администратор» и вошел первым, оставив дверь открытой. Они вышли из театра и медленно пошли по улице. Стояла холодная и ясная осень. Ледяной ветер, казалось, насквозь продувал Аиду Михайловну в ее стареньком тонком пальто, небольшая шляпка едва держалась на пышной прическе. Женщина то и дело дотрагивалась до нее рукой, словно проверяла, не сдуло ли ее с головы. – Мне кажется, перед каждым вашим выходом нужно вступительное слово, которое объясняло бы суть ваших действий… суть вашего таланта… и какие проблемы стоят перед современной наукой в связи с телепатией и гипнозом… – Ну что ж, – быстро взглянул на нее Мессинг, – мое следующее выступление через два дня. Сумеете вы написать такое предварительное слово? – Я напишу., правда, не уверена, что с первого раза все получится… – Получится, получится, – заверил ее Мессинг и переменил тему разговора: – Вы всегда жили в Новосибирске? – Нет, мы приехали сюда в тридцать седьмом году. Отца сослали… ну и мы за ним приехали. – Отец и мать умерли? – Да, отец в позапрошлом, а мать в прошлом году… И живу я теперь одна… – Аида Михайловна улыбнулась. – Но не скучаю. Много работы… у меня есть хорошие друзья, хотя я больше люблю одиночество… – Любите читать и слушать музыку, – добавил Мессинг. – Музыку классическую… Любите Рахманинова, Чайковского… Грига… я не ошибся? – Он заглянул ей в глаза. – Да, люблю больше всего именно тех, кого вы назвали… Я же говорю, с вами опасно… вы уже все знаете, и женщина становится беззащитной перед вами… А вам правда нужен помощник? Да, конечно. Я не раз говорил об этом Осипу Ефремовичу. За границей у меня долгие годы было даже два помощника. Прекрасные, замечательные люди… но они погибли… их убили фашисты на моих глазах. После чего мне удалось убежать в Советский Союз. И здесь у меня помощника нет… хотя, конечно, можно и без помощника… – Скажите, вы принимаете посетителей, говорите им о судьбе их близких и родственников и – вы сильно устаете от этих приемов? – Конечно, устаю… это требует большого напряжения. Потом сильно болит голова, наступает упадок сил… Но ничего, справляюсь. Какой бы ни была моя жизнь, я доволен… и благодарен судьбе… – Вы верующий человек? – Нет, в Бога я не верю… Правда, следует сначала понять, что такое есть Бог? – Вы знаете это? – она пытливо посмотрела на него. – Нет. Могу только думать об этом… могу предполагать… А вы верите? – Я – член партии, мне не положено верить в Бога, – улыбнулась Аида Михайловна. – Мне положено считать, что все это предрассудки… Как сказал Ленин: «Религия – опиум для народа». – Опиум? – переспросил Мессинг. – А вы знаете, что при правильном употреблении опиум излечивает от очень многих тяжелейших болезней. – При члене партии говорить такое небезопасно, – засмеялась Аида Михайловна. – Ну какой вы член партии… так, для проформы. Я хоть и недавно в Советском Союзе, но уже многое понял. – Он хитро посмотрел на нее. – Прежде чем пытаться понять, что есть Бог, не мешало бы узнать, что есть человек. Мы ведь об этом так мало знаем и столько глупостей разных нагородили… – Может, это и хорошо… – вздохнула Аида Михайловна. – А вы не хотите пригласить меня к себе? – он вновь лукаво поглядел на нее. – Признайтесь, вы об этом только что подумали? – Вы действительно чудовище… – покачала головой Аида Михайловна. – Могу только добавить – влюбленное чудовище… – подсказал Мессинг. Они проходили мимо ресторана, когда тяжелые дубовые двери с золочеными ручками распахнулись и на улицу вывалился человек в расстегнутом пальто и шляпе, сдвинутой на затылок. Это был Дормидонт Павлович, сильно пьяный и громко поющий: На земле весь род людско-о-ой. Чтит кумир один бесценный, Он царит над всей вселенной. Тот кумир телец златой! Простуженный бас Дормидонта гремел на всю улицу. – Это, кажется, ваш? – тихо спросила Аида Михайловна. – Наш, наш… – пробормотал Мессинг, быстро оглянулся по сторонам и бросился к Дормидонту Павловичу. – Дормидонт, Дормидонт, ты с ума сошел! – Прочь от меня, еврейская морда! Зашибу-у! – возопил Дормидонт Павлович, царственным жестом отстраняя от себя Мессинга, и вновь завел на всю улицу так, что прохожие шарахались в стороны: Много песен слыхал я в родной стороне, В них про радость, про горе мне пели. Но из песен одна в память врезалась мне - Это песня рабочей артели. Э-эй, дубинушка-а-а, ухнем! |