Онлайн книга «Штрафбат»
|
— Видал, какие у них индивидуальные пакеты — заглядение. И бинтик, и йодик, и таблетки разные… терпи, терпи, щас закончу… — Нет, а как мы их уработали, а? Я одному прямо пальцем глаз выдавил, ей-бо! Он орет, а давлю и давлю и — ка-ак брызнет! Оголодавшие люди торопливо ели мясные консервы, мясо выковыривали ножами, штыками, а то и вытаскивали грязными пальцами, а кто позапасливей — складывали банки за пазуху, распихивали по карманам буханки хлеба, пачки галет. — Во живут, сволочи, в тепле, при мясе и хлебушке! И шнапсом запивают — так-то чего не воевать, так-то воевать за милую душу… В блиндаж ввалились еще несколько человек: — Гляди, водку пьют, во шустрые какие! — Хоть глоточек-то оставьте, аники-воины! — Слышь, а гармонист наш живой или убили? — А тебе на что? — А щас спел бы! — штрафник улыбался, глаза пьяно блестели. — От души спел бы! В штабе дивизии Лыков нетерпеливо спрашивал радиста: — Что там штрафники? Молчат? — Молчат, товарищ генерал. — Вызывайте! — Лыков закурил папиросу, глядя на карту, испещренную красными стрелками. — Лебедь! Лебедь! — монотонно повторял радист. В блиндаж вошли начштаба полковник Телятников и майор НКВД Харченко. — Через семь минут пойдут батальоны Белянова, — сказал Телятников. — Твердохлебов молчит что-то, — ответил генерал Лыков. — Заградотряд только что расстрелял группу штрафников, — сказал майор Харченко. — В тыл бежали, сволочи. — И много? — спросил генерал. — Больше полсотни подлецов, — ответил Харченко. — И всех расстреляли? — Всех. — Может, это раненые были? — спросил Лыков. — Были там и раненые, ну и что? — почти с вызовом ответил майор НКВД. — Есть приказ Верховного Главнокомандующего товарища Сталина — ни шагу назад. А с них спрос втройне! Они уже раз на присягу наплевали! А многие так вообще — враги народа! Или закоренелые уголовники, или с пятьдесят восьмой статьей в обнимку! Так что, с таким народом церемонии разводить прикажете? — Майор перевел дыхание, добавил спокойнее: — Я знаю, товарищ генерал, вы считаете мои действия неоправданно жестокими. — Считаю, — быстро вставил генерал. — Я действую в полном соответствии с приказом наркома НКВД товарища Берии. Стало тихо, и в этой тишине особенно громко прозвучал радостный голос радиста: — Товарищ генерал! Лебедь на проводе! Лыков стремительно прошел в угол блиндажа, схватил трубку: — Лебедь, ты? — Я. Поставленная задача выполнена. Мы на их позициях. Две атаки отбили. Большие потери… очень большие… — Держаться до последнего! — отчеканил генерал Лыков. — Ты слышишь меня? До последнего! Частая пулеметная стрельба докатилась до блиндажа, потом далекие разрывы гранат. — Беляновцы пошли, — сказал начштаба Иван Иваныч Телятников. Лыков бросая трубку, подошел к столу, взглянул на карту, проговорил: — За беляновцами пойдут танки… Можно сказать, штрафники свое дело сделали. Бой кипел теперь справа, в полукилометре от позиций, которые занимали штрафники. Штрафники прислушивались к бою, переговаривались и таскали трупы немцев и своих, складывая их за окопами в две большие кучи. И получалось, что немецкая куча во много раз меньше, чем наша. Тела складывали уже по четвертому ряду, а мертвых все продолжали подносить. — Сколько наших-то, считаете? — Со счета сбились. Кажись, за вторую сотню перевалило. — А на минах сколько подорвались? — Еще сотни полторы — две… — А фашистов? — Да вот девяносто второго принесли. — Во как воюем, мать ее за ногу! — выругался похоронщик. — Так и воюем, — спокойно отвечал ему напарник. — Тут братскую могилу копать — пупок развяжется… — Закопаем, куды торопиться-то? С десяток штрафников курили самокрутки, пыхали дымом и задумчиво смотрели на штабеля тел, опершись на лопаты. Рядом лежали самодельные носилки — две тонкие березки и кусок брезента или плащ-палатка между ними. Многие убитые немцы были раздеты догола. — Слышь, фрицев тоже, что ли, закапывать будем? — вдруг спросил один. — На хрен они сдались — корячиться яму копать, — зло ответил другой. — На свежем воздухе полежат, не прокиснут. — Не по-людски как-то… — вздохнул первый. — Только вот эту пургу гнать нам не надо, понял? — разъярился второй. — Откуда ты взялся, такой сердобольный? С того света? — Дурной ты, Гриша, — вздохнул первый. — Дурной и не лечишься. — Да ты давно больной на всю голову! — Будет вам, петухи, — осадил их третий. — Нашли из-за чего собачиться. — А чего он лезет, чего лезет? Эти суки меня только что убивали, а я их хоронить должен!? Да провались она пропадом, эта работа! — Штрафник ногой отшвырнул от себя носилки и пошел к позициям, продолжая ругаться… Подошел Твердохлебов, окинул взглядом мрачную картину, спросил похоронщиков: — Наших много? — Почти три сотни. Да еще вон сколько лежит… тут на сутки делов хватит. — Нд-а-а… — Твердохлебов вздохнул. — Сколько их по нашей земле теперь лежит… — А сколько еще лежать будет, комбат! — отозвался похоронщик. Отдохнуть дали недолго — поутру батальон погнали на запад. Растянувшаяся колонна штрафников месила грязь по широкой дороге, изрезанной глубокими колеями. Многие шли босиком, перебросив через плечо связанные бечевой сапоги или ботинки. Перевязанные тряпками и бинтами, шли и шли, мерили километры, вытаскивая ноги из топкой дорожной грязи. Тащили на спинах станины пулеметов, пулеметные стволы с казенниками. Бесконечны солдатские дороги. Тянутся через леса и поля, через сожженные деревни… — Ох, жрать хотца — сил нету, — вздыхает штрафник, вертя головой; пот заливает глаза, солдат едва успевает вытирать струйки грязным рукавом гимнастерки. — Слышь, земляк, как думаешь, привал будет али нет? Может, еду какую подвезут. — Подвезут… после дождичка в четверг… — Цельный день идем — нельзя же так? — А вчера ты лежал, что ли? — И вчера шли… и позавчера… Считай, пятые сутки, а пожрать только раз подвезли. — Ты о родине думай, паря, про еду забудешь, — ехидно советует чей-то голос. |