Онлайн книга «Андрей Боголюбский. Русь истекает кровью»
|
Федор оглянулся. Рядом стояла женщина лет двадцати пяти, одетая в недорогую заячью шубку. Лицо приятное, глаза скорбные. – Да, был под началом князя Юрия Долгорукого. – Не знаешь ли чего о судьбе мужа моего, Степана Овражного? Федор подумал, ответил: – Не припомню. Кажется, не встречался такой. Да и водил я людей не здешних, а из-под Суздаля. – Ушел и не вернулся. И что с ним могло случиться? – Битва была жестокая. Много погибло наших. – С кем бились-то? С половцами, что ли? – Да нет, русы с русами сражались. – Как же до жизни такой дошли, что свои со своими бьются? – Князья никак землю поделить не могут. – Чего делить? Земли немерено. Во-о-он ее сколько лежит, нетронутой, безлюдной. Бери, сколько хочешь. Зачем воевать-то? Федор пожал плечами: сам задавал себе такой вопрос и не находил ответа. Женщина, понурив голову, ушла. На другой день Федор стал нанимать на работу пильщиков и возчиков. Надо было до таяния снега вывезти часть бревен и приступить к ремонтным работам на крепостной стене. Мужики до хрипоты спорили, настаивая на местных ценах; Федор гнул свое: ему надо было беречь княжескую казну, остатки будет легко присвоить, и он был неумолим. Потом три дня выбирали делянки для рубки. Наконец нашли рощу со столетними дубами. Весна затягивалась, поэтому удалось на санях вывезти до полусотни возов. Федор выехал в другие города, наладил работу и там. Когда вернулся в Кснятин, работа возле крепостной стены кипела вовсю. На большом пространстве были разбросаны ошкуренные бревна, было заведено несколько срубов. Стучали топоры, раздавались задорные голоса плотников. А в сторонке пылал большой костер, над ним был подвешен котел, в котором варился обед. Федор пошел на мясной запах. К его удивлению, возле костра орудовала та женщина, которая недавно интересовалась у него судьбой своего мужа. Сегодня у нее был совсем другой вид. Она стояла, раскрасневшаяся от огня, из-под косынки выбивалась прядь волос, голубые глаза лучились, и он не утерпел, спросил с улыбкой: – И чем кормишь работников, повариха? Она ответила улыбкой на улыбку, проговорила степенно: – Похлебка гороховая с мясом. Может, и тебе, боярин, чашку налить? – Не откажусь, коли от чистого сердца. – По-другому не умеем. Подходили плотники, она наливала им в чашки, они садились на разбросанные чурбаки, принимались за еду. Федор выхлебал чашку, поблагодарил: – Спасибо, хозяюшка. Готовишь очень вкусно. – А какие Авдотья пироги печет! Пальчики оближешь, – раздался голос одного из плотников. – А тебя потчевала? – спросил другой. – А как же! – Может, вы их вместе пекли? – Может, и так! Раздался хохот. – И-и-и, охальники! – устыдила их Авдотья. – Несете такое, слушать противно! И не стыдно наговаривать на человека? – Да полно тебе, Авдотья, – миролюбиво проговорил один из работников. – Чего с нас взять? Мужики и есть мужики. Язык-то без костей! Федор усмехнулся и пошел по своим делам, а перед глазами стояла ладная фигурка Авдотьи, и мысли невольно вновь и вновь возвращались к ней. Он вдруг почувствовал смутное влечение к этой женщине. Что значит долго не видел жены! На другой день он вновь заявился на обед, бочком-бочком подступил к поварихе, сказал игриво: – Понравилось мне вчера твое варево. Не против бы похлебать с тобой из одной чашки! У нее на щеках выступил багрянец, а глаза потемнели. Она ответила глухо: – Небось боярин развлечение ищет? Так лучше бы с кем-нибудь другим позабавился. Кровь бросилась в лицо Федору. Он пробормотал что-то невразумительное, съел свой обед в сторонке ото всех и больше к костру не заявлялся. Целый месяц мотался он от города к городу, вникал в дела, поторапливал, подгонял, распекал нерадивых. Он уже успел забыть про этот случай, как неожиданно под вечер, возвращаясь к дому воеводы, услышал знакомый голос: – И что боярин обходит нас стороной? Аль чем обидели невзначай? Федор оглянулся: Авдотья! Такая же стройная и ладная, только еще более красивая лицом в трепетном свете заходящего солнца. Он почувствовал, как грудь его стала заливать нежность, но не подал вида, ответил: – Замотался совсем. А ты мужиков ужином накормила? – Ужинают они по домам. Я только обед им готовлю. – Я до сих пор твой гороховый суп вспоминаю… – Ишь ты! Даже не ожидала, какой уважительный у нас боярин. – Да что – уважительный! Я правду говорю. Он хотел было добавить, что будет не против, если она пригласит его к себе отужинать, но побоялся обидеть и промолчал. Она некоторое время постояла, потом, чуть вздохнув, проговорила: – Что-то заболталась, меня ведь дети ждут. И ушла. И вот с этого момента стал думать о ней Федор все чаще и чаще. Узнал, где стоит ее дом (в маленьком городке это было сделать нетрудно), часто – надо и не надо – проходил мимо, надеясь нечаянно встретить. Порой совсем было уже решался зайти, но в последний момент передумывал и завертывал обратно. В конце мая, в последний день Ладиной седмицы по старой вере и в день поминовения святых Бориса и Глеба по христианской вере, собрался и стар, и млад на лугу возле Волги. Располагались на лужке семьями, раскладывали еду и питье, варили на кострах различное кушанье, праздновали, веселились. Молодежь завела хороводы. И пришла Волыня Свароговна, И едва на качели встала — Поднял Ра на небо качели. Поднял выше гор Алатырских, Выше облаков поднебесных, Выше птиц под небом летящих… Со скуки пошел на луга и Федор. Не спеша прогуливался, поглядывал на народ. Его звали то к одной семье, то к другой. Он не отказывался; отдав должное, шел дальше. И вдруг словно по сердцу: – Боярин, загляни и к нам, не побрезгуй угощением! Так и есть: Авдотья! На травке разложена цветная скатерть, на ней хлеб, жареная рыба, кусочки мяса и глиняный кувшин, наверняка с вином или медовухой. Рядом с ней резвились два мальчика. У него от выпитого вина, а больше от ее ласкового, приветливого взгляда приятно закружилась голова и теплом обдало грудь. Он чуточку поколебался, почему-то опасаясь первого шага, но потом решительно направился к ней. – Мир вашему семейству! Принимайте гостя. – Присаживайся, боярин. Чем богаты, тем и рады. Дети, угощайте дядю. |