Онлайн книга «Призвание Рюрика. Посадник Вадим против Князя-Сокола»
|
Сели ужинать. Отец сначала ходил вокруг да около, а потом спросил напрямик: – Слышал, что о тебе говорят в народе? – А что говорят? – Многого ждали от тебя, да, как видно, зря. – Отец, может, не надо? – вмешалась Лагута. – Надо! Обязательно следует сказать, чтобы знал об этом посадник! – стукнул по столу кулаком Дубун. – Кто ему скажет правду, если не отец? Вокруг него одни блюдолизы да лицемеры! Каждый норовит ухватить кусок пожирнее, поэтому все врут и изворачиваются как могут! Вадим сжался и покорно слушал отца, как он делал это раньше, не смея перечить. – На что надеялся новгородский люд, когда избирал тебя посадником? – продолжал Дубун. – Он полагал, что ты – человек из народа. Что, когда станешь правителем, у тебя не будет иных забот, кроме как о благе простого человека. Все мы видели, что в прошлом было много несправедливостей, что князья старались ублажить тех, у кого наполнен монетами мешок, что им дороги были богатые да влиятельные люди. А про нас, про сирых да немощных, они и не помышляли. И несмотря на это, народ верил князьям, что они занимаются державными делами, постоянно думают и о нас. Как я вот все время забочусь о своих чадах, так и правители должны заботиться о нас. Мы испокон надеемся на справедливость и доброту власти, потому что мы пашем и сеем, кормим страну, а они не должны иметь других помыслов, кроме блага государства и народа. Так я говорю? – Так, отец. – И что получается? Князья – это князья. А ты – посадник, человек из народа! Прошло несколько месяцев, а ты палец о палец не ударил, чтобы чем-нибудь помочь мирянам. Разве не так? – Так, отец. – А почему? Вадим хмыкнул, повертел большой головой, ответил неопределенно: – Трудно сказать… – А все-таки? – Не дают. – Богатеи, что ли? – Они самые. Им все мало. Хапали, хапали и еще больше хотят заглотить. Все, что можно. – А разве не ты хозяин в городе? – Выходит – нет. – Во-он они какие дела, – протянул отец… Немного подумав, добавил: – Тогда разговор продолжать нет смысла. Почивай, сын, безмятежным сном в родных стенах. А завтра тебе снова придется нелегкое бремя тащить. Дела делами, а по вечерам Вадим продолжал встречаться с Любонегой. Радость свиданий огорчал ее вид, по-прежнему неприступный, а в последнее время все более замкнутый и рассеянный. Она вечно что-то забывала, будто была занята каким-то важным и неотложным делом. Иногда он спрашивал ее: – Чего ты такая ходишь? – Какая такая? – Ну… невеселая, что ли. – А чему веселиться? Разве сегодня праздник? – Люди не только по праздникам бывают в настроении. – Ну то люди!.. – А ты что, не людь? – пытался пошутить он. – Кто его знает! – как-то отстраненно отвечала она. А он все больше и больше привязывался к ней. Она была и красивой, и из богатого боярского рода, так что по всем статьям подходила ему, посаднику. Но пожалуй, больше всего распаляло и притягивало его к ней то, что ему никак не удавалось покорить ее сердце. Он привык, что девушки сами тянулись к нему, он завлекал их чуть ли не с первого взгляда. А тут хоть вывернись наизнанку, но Любонега не шла в его руки. Он даже ни разу ее не поцеловал. Едва начинал приближаться к ее губам, как она какими-то неуловимыми кошачьими движениями выскальзывала из его объятий, окатывала его холодным взглядом и произносила одни и те же сухие слова: – Шутить изволишь, посадник! Он был так избалован женским вниманием, что ему и в голову не приходило, что она может думать о ком-нибудь другом, кроме него. Сам же он теперь мечтал только о ней, напрочь забыв о прежних увлечениях. И когда нечаянно увидел Уладу, то ничто не дрогнуло в его лице, будто они и не встречались. Зато Улада долго и неотрывно смотрела на него измученными глазами, словно не могла наглядеться. Спросила: – Почему не приходил эти дни? Он сначала хотел ответить грубо, но увидев обведенные темными кругами глаза, смягчился и произнес не очень уверенно: – Но ведь мы поссорились в последний раз… – Ну и что? Поссорились – помирились, разве такое не бывает между влюбленными? – А ты что, влюбилась? – с усмешкой спросил он. – Будто не заметил, – обиженно ответила она и стала смотреть преданным взглядом прямо, не таясь. – По-моему, я тебе не подходил, – стал клонить он свое. – Ты все время ко мне придиралась. – Уж и пожурить нельзя. Да ты и сам понимаешь, что есть за что… Вадим промолчал, соображая, как отделаться от нее. Действительно, раньше он увлекся Уладой, некоторое время казалось, что был влюблен в нее. Но теперь, после того как стал встречаться с Любонегой, она померкла в его глазах. Так, личико, конечно, красивое, но какое-то простенькое, обыденное, не говоря уже о платье. Любонега по сравнению с ней кажется истинной красавицей, гордой и недоступной. С такой где угодно можно появиться, хоть среди народа, хоть на пиру у бояр и купцов, сильных мира сего. И все будут смотреть на них с завистью и обожанием: посадник идет с красавицей женой! И он сказал: – Скучно мне стало с тобой, поэтому и не приходил. Ее будто кто-то ударил, она даже пригнулась, испуганно взглянув на него. Он смотрел на нее свысока, холодно и отчужденно. И она поняла все. Спросила: – Потому что стал встречаться с боярыней Любонегой? Вадим ничего не ответил, стоял, отвернувшись и глядя куда-то вдаль. Повисло тягостное молчание. Вдруг она выпрямилась, гордо подняла головку, произнесла твердо и решительно: – Что ж, любитесь, коли так. Я вам не помеха! И ушла, не обернувшись. Вадим подивился ее гордости и тут же забыл про девушку. А в тереме Валомира он стал завсегдатаем. Все видели, что дело идет к свадьбе. И верно, сам боярин как-то сказал: – Чего ждать, посадник? Засылай сватов, будем рады их встретить! И вот в терем Валомира отправились Дубун с женой и сыном. Кузнец нарядился в белую домотканую рубашку, короткий кафтан, широкие штаны и поршни – башмаки, сделанные из одного куска кожи и стянутые ремнями. Жена его надела длинное платье, поверх него – куртку, отороченную соболиным мехом, на ноги – нежные, из тонкой кожи черевички, остроносые, с невысоким подъемом. Вадим же был наряжен по-княжески: в красную шелковую рубашку, расшитые узорами штаны и червленые сапоги из козлиной кожи, на плечи был накинут дорогой плащ с красной каймой, закрепленный золотой пряжкой. Густые волосы были смазаны маслом и блестели в лучах утреннего солнца. |