Онлайн книга «Святополк Окаянный. Проклятый князь»
|
– Не пропаду, – самонадеянно обещал Святополк. – Не на того напала! Дом Чаруши был похож на другие строения, только стоял в глубине огорода. Святополк прошел мимо грядок с огурцами, морковью, свеклой и оказался перед дверью, ведущей в скотник, по-видимому, вход в дом вел через него. Он отодвинул легкую дощатую загородку, перешагнул через бревно и оказался в сумрачном помещении. В нем находились козы. Его взяла оторопь: все они были черного цвета. Стуча копытцами по дощатому полу, козы шарахнулись в угол и стали смотреть оттуда сверкающими в полутьме зеленоватыми глазками. «Фу, нечистая сила!» – проговорил он про себя. И еще Святополк заметил, что под крышей сарая и на стене дома висели пучки сухих трав. Их было много и самых разных видов, было ясно, что хозяйка всерьез занималась целительством. Первое, что почувствовал Святополк, войдя в дом, был пряный запах растений и цветов. В тусклом свете, лившемся из маленьких окошечек, увидел он, что ими были завешаны все стены избы, они были и под потолком. В углу стояла печь, вдоль одной стены – кровать, вдоль другой – широкая лавка, стол, три стула, на полу – разноцветные половики. За столом сидела Чаруша, перед ней глиняная тарелка, видно, ужинала. При его появлении она встала, приветливо улыбнулась, произнесла певучим, завораживающим голосом: – Добро пожаловать, князь. Присаживайся со мной за трапезу. Как говорят, чем богаты, тем и рады. – Только что перекусил, – ответствовал он и присел напротив. В тарелке у нее лежало жареное мясо. – Зайчатина, – пояснила она. – Только что принесли охотники. Их в этом году очень много развелось, в садах кое у кого деревья погрызли, а у некоторых и до репы добрались. Угощайся, я на двоих готовила. Знала, что придешь. – Откуда ты могла знать? Жрец вроде к тебе не приходил. Он потянулся и взял кусочек мяса. – Не знаю, как это случается. Но будто кто-то шепнул. – И что я приеду в селение, тоже заранее знала? – Конечно. Святополк съел кусочек, потянулся за другим. – Очень вкусно приготовлено. – Спасибо за похвалу, князь. Хлебушко бери, не стесняйся. – Говорят, ты и будущее человека предсказать можешь? – Могу. Оно написано на лице, на руке человека. – И у меня тоже? – Разумеется. – И что ты прочитала? – Тебе действительно хочется знать? – Наверно как всякому человеку. – Тогда протяни мне свою ладонь. Она некоторое время рассматривала ее, порой взглядывала ему в глаза, наконец произнесла: – Умрешь ты своей смертью, но только далеко от своего дома, в темном бору, во время бури и грозы. – Меня кто-то изгонит или я сам уеду? – Не знаю. Может, во время путешествия, а может, изгнания. Но не будет вокруг тебя ни родных, ни близких. – Тогда, может, ты видишь моих врагов? Кого мне стоит опасаться? – Опасайся самого себя. Никто нас так не губит, как мы сами себя. Берегись своих страстей, они могут привести тебя к гибели. – Но если мне на роду написано, что ждет впереди, то выходит, я бессилен против своей судьбы? Мне ее ни обойти, ни объехать? – Смерти никто не избежит. Но человек может своими поступками или отдалить ее, или, наоборот, приблизить. – Загадками говоришь. А не можешь пояснее? – Лицо и ладони – это не руны, которые легко и понятно читаются. Внезапно она замолчала и как-то странно напряглась. Лицо ее вдруг побледнело, в глазах заметался страх. Она проговорила прерывающимся голосом: – Уходи, князь, мне надо побыть одной. – Что случилось? – спросил он, готовый помочь. – Тебе что-то угрожает? – Нет, ничто мне не угрожает. Уходи быстрее, очень прошу тебя! – Я не могу оставить тебя в таком положении! Говори, что надо сделать? Она пыталась подняться, но получалось какое-то судорожное движение, она приподнималась и снова садилась. Пот градом лился по ее лбу, стекал на глаза и щеки. Наконец она сказала, указывая рукой в сторону печи: – Подай мне, князь, зеленый горшочек, что стоит на шестке. Святополк быстро вскочил и принес ей то, что она просила. Чаруша сунула в него руку, гортанный крик вырвался из ее рта. – Все закончилось! Как же я забыла? – Что там должно быть? – торопливо спрашивал ее Святополк. – Скажи, я сбегаю и принесу! – Нет, это надо варить, но со мной плохо! Я не могу подняться! – Говори, что надо приготовить. Я все сделаю мигом! Она некоторое время внимательно и осмысленно глядела на него, потом, видно, что-то решив про себя, стала указывать: – Затопи печь. Дрова лежат готовые, только высеки огонь кресалом. Кресало там, на загнетке. Он быстро выполнил ее поручение. Огонь весело заплясал в горловине печи. – Теперь подай мне травы. Те, что висят над входом. Сначала пучок белены… Бери весь пучок, я сама отмерю сколько надо! Потом ведьмину траву, рядом приткнут дурман. Заодно прихвати красавицу, черемицу и борец. Только быстрее, что ты там возишься, как неживой! Давай, давай сюда! Дрожащими руками она жадно схватила пучки, прижала их к лицу и стала жадно вдыхать дурманящий, наркотический запах. Затем разложила на столе, отобрала от каждого пучка нужное количество, сунула в зеленый горшочек, подала Святополку: – Налей воды из ведра, что возле двери… Налил? Теперь ставь в печь ближе к огню, чтобы быстрее закипело. Проделав так, как она указывала, он сел рядом с Чарушей, спросил: – Это твое лекарство? – Я без него уже не могу. А теперь можешь идти, князь. Иди, иди, сама справлюсь. Но Святополк воспротивился: – Я не стану бросать тебя, пока не сумею убедиться, что тебе ничто не угрожает. Не в моих правилах оставлять беспомощных людей. Она как-то странно посмотрела на него, но промолчала, видно смирилась с его упрямством. Они сидели молча. Святополк изредка взглядывал на Чарушу и поражался перемене в ней. Глаза ее лихорадочно блестели, в них бешено плясали огненные язычки, отраженные от бушевавшего пламени в печи, тонкие лепестки носа вздрагивали, черты лица обострились, она стала похожа на хищника, изготовившегося к прыжку. На него она совсем не обращала внимания, будто его и не было. Все ее существо было приковано к зеленому горшочку. Что-то демоническое проглядывалось в ее виде, и ему становилось не по себе. «Может, я зря остался и мне следует уйти?» – невольно подумал он. Однако страх, закрадывавшийся в душу, побарывало чувство собственного достоинства, которое у него воспитывали с детства: мужчина, тем более князь, не должен бояться ничего! И он остался. |