
Онлайн книга «11 сентября»
— Ты не приезжай пока больше, Маша, — сказала Варя, подняв упрямые глаза. — Как скажешь, сестра. И с этой порванной нитью в жизни у Вари что-то совсем разладилось. Все чаще она приходила на работу непротрезвевшая и с дерзостью смотрела на свою скорбную католическую начальницу, ожесточенно перебиравшую четки. — Мне кажется, у тебя есть проблема, — сказал однажды Рей. — Может быть, стоит обратиться к Кэролайн? — Свои проблемы я буду решать сама, — отрезала Варя. — А если я вас не устраиваю, можете отправить меня назад. Я к вам не напрашивалась. Рей смущался, отступал, а она переживала оттого, что обидела этого большого доброго человека, и еще сильнее пила. Так прошло еще несколько месяцев, а потом неожиданно снова приехала Мария. — Ты откуда? — Варя никак не могла привыкнуть, что сестра в один и тот же день могла оказаться на Аляске и во Флориде. — Из дома. — Специально прилетела? Машка стояла в прихожей в просторном плаще и глядела нерешительно и растерянно. — Пройти можно? Сестра разделась, села и вывалила огромный живот, в котором, судя по всему, была спрятана двойня. — Мне сделал предложение один гамлет. — Кто? — Датчанин. Орнитолог. — И похоже, сделал давно. — Да нет, недели две как. Познакомились, когда летели в Мемфис, а через неделю сделал. Варя недоуменно воззрилась на Марию. — Это не его ребенок, — пояснила она, покусывая губки и в упор глядя на сводную сестру с потаенной мыслью. Мысль эта так явственно сквозила в ее взоре, что Варя, еще не догадываясь о ней, почувствовала волнение. — Но для него это не важно? — спросила она неуверенно. — Он ничего не знает. — Как? Машка хмынула: — Опять краснеть начнешь. — Какой у тебя срок? — А бог его знает. Я гинекологов терпеть не могу с детства. — Здесь они другие. — Гинекологи во всем мире одинаковые. — Что ж, поздравляю. «Она уедет, и я напьюсь. Господи, как напьюсь!» Но Мария не уезжала. Варе было стыдно. Она хотела скорее остаться одна и забыться, а сестра не торопилась. Сидела в кресле и курила, с наслаждением выпуская колечками пахучий дым. — Беременность — это что-то. Я за всю жизнь столько не блевала. Значит, так, сестренка. Я этого ребенка родить хотела и рожу. Но мне он сейчас не нужен. Никак не нужен. А вот ребенку нужна мать. Я все продумала. Самое простое — отдать его. Здесь малые детки не пропадут. А особенно белые. Но не изверги же мы с тобой, — рассуждала она, так ловко вворачивая это «мы», что Варя начинала чувствовать себя ответственной за то, что произошло. — Рожать буду я, но по твоим документам, и ребенок будет числиться твоим. Времени у нас немного. Я через неделю должна быть в Питсбурге у своего птицелова. Так что гони сюда свою драйверс лайценс, говори сошиал секьюрити намбер, и пошли сдаваться. — Трудно по-русски сказать? — Мне так удобнее. А ты становишься похожа на свою мамашку. Такая же зануда и педантка. — Оставь в покое мою мать. Как ты можешь беременная столько курить? — Ерунда. Пусть привыкает. Ну что, согласна? — На правах фотография другая, и ее не переклеишь. — В частной клинике никто туда смотреть не будет. А взятки и тут берут. Только надо уметь давать. «Авантюристка, всегда была и умрет такой. И меня зачем-то втягивает»,подумала Варя, но странное возбуждение охватило ее, когда она отвозила сестру в клинику, ждала родов и не понимала, с кем на самом деле все происходит, с ней или с Марией. Там лежала под ее именем сумасбродная девчонка, ворвавшаяся когда-то в Варину жизнь, перепутавшая ее, перевернувшая с ног на голову, и как знать, если бы не Машка, может быть, и жизнь эта сложилась совершенно иначе. Хуже или лучше, но иначе. — Тебе не уйти от судьбы. На нас смотрят как на лесбийскую пару, заговорщицким шепотом проговорила Мария, когда Варя ее навестила в клинике. — Доктор интересовался, будет ли мой партнер присутствовать при родах. — Кто? — Партнер. Так называют лесбиянки своих мужей. Или жен. — Я не могу, — она умоляюще поглядела на сестру. — Правильно. Я так ему и сказала, что мы выросли в культурной стране. Ладно, читай книжки про новорожденных и не вздумай ничего заранее покупать. А мне принеси сигарет. А потом она родила здоровенную, красную, орущую день и ночь девку на четыре с лишним кило с желтыми корками на бровях, и их роли поменялись. Мария вела себя точно заправский папаша, но ребенка на руки не брала. — Значит, так, — говорила она, сцедив молоко, — я по магазинам, вот тебе молоко, корми и давай ей срыгивать. Бутылочки обязательно стерилизуй. — А может, лучше я в магазин? — робко спросила Варя. — Я боюсь. У меня никогда не было детей. — У меня тоже. — Но я не умею ничего. — Давай завернем и отнесем к кому-нибудь на порог. Или продадим. За белого ребенка много дадут. — Шантажистка. Машка привезла кроватку, коляску, купила кучу одежды, памперсы и стала собираться. — Мы, наверное, не скоро увидимся с тобой, — говорила она, расчесывая волосы и стараясь не глядеть в сторону кроватки, где спала безымянная девочка. Они так и не договорились, как ее назовут. — Деньги я тебе буду пересылать. — Не надо мне денег, — вскинулась Варя. — Ты что, сестра, меня совсем за дрянь держишь? — медленно сказала Мария. — Думаешь, мне это легко? Если бы она в этот момент зарыдала, то Варя могла бы заподозрить ее в актерстве. Но она глядела с той же закушенной губой, и взгляд у сестры был настолько затравленный и несчастный, что все разговоры про летучих голландцев и Гамлетов, независимо от того, были они правдой или нет, звучали нелепо. Но должна же быть какая-то причина. Эта женщина была в своем уме, но поступки ее были безумны, она наносила себе рану, которую не сможет залечить никогда, будет мучиться, и было совершенно непонятно, зачем она это делает, какой датский принц, если только она его не выдумала, мог заменить ребенка? — Я не понимаю, если честно. — И не надо. Дом наполнился новыми запахами и звуками, а Варя шаталась и мечтала только о том, чтобы выспаться. Она сбивалась с ног. Она не умела ничего и некого было позвать в гости. Самое простое было нанять няню — но она не захотела этого. Никто не должен заподозрить, что эта девочка не ее. Никто. Она жила последнее время так замкнуто, что никто ни в колледже, ни из соседей не удивится. А если что-то просочится, можно будет отсюда уехать. |