Онлайн книга «Перуновы дети»
– Вячеслав… Вы?… – Угу. Мы тут все вместе… Лида, у меня сейчас нет с собой вина, чтобы опять пить на брудершафт… Лида присела на скамейку рядом. – Извини, – примирительно сказала она, – давно не виделись, вот и выскочило… Где-то совсем рядом за деревьями плескался Днепр. Тёплый ветер на лёгких крыльях скользнул мимо, принеся запах речной свежести и душистой хвои. – Хорошо здесь! – сказал Чумаков, медленно и с наслаждением вдыхая ночные ароматы. – Да, воздух удивительный, – согласилась Лида. – Мы иногда до двух-трёх ночи у костра сидим, песни поём с вожатыми отрядов, и всё равно успеваем выспаться. Помолчали. – А я сегодня о тебе вспоминала, – глядя куда-то в сторону, сказала Лида. – Потому и приехал… – Серьёзно? – Она повернулась, стараясь по выражению лица определить, шутит ли опять её собеседник. Из-за угла медпункта вышли две девушки. – Ой, Лид, у тебя гости? А мы за тобой… – Идите сами, девчата, я не пойду, – ответила Лида. Девушки упорхнули, предварительно смерив Чумакова с ног до головы оценивающими взорами. – Пройдёмся? – предложил Вячеслав. Они спустились к Днепру и медленно пошли вдоль берега. Здесь воздух был влажнее и гуще, лягушки орали, казалось, в самые уши. Выведя за пределы лагеря, тропинка вильнула в проём между разогнутыми стальными прутьями ограды и углубилась в лес. Хвоя мягко пружинила под ногами, деревья придвинулись вплотную и казались сплошной чёрной стеной. Почти на ощупь набрели на поляну, где лежало бревно и виднелись остатки кострища. – Присядем… Устроившись, опять помолчали. – Когда мы в последний раз виделись, я уставшая была, в первый день столько работы… – Не оправдывайся, пожалуйста, ты ничем мне не обязана. – Скажи, Вячеслав, – после паузы осмелилась спросить Лида, – тебя в жизни когда-нибудь предавали? – Бывало, – кивнул Чумаков, – но, наверное, я сам был в этом виноват… – Как это? – не поняла девушка. – Не сумел верно оценить человека, возложил на него надежды, которые не могли оправдаться… – Но разве об этом можно знать заранее? – удивилась Лида. – Ведь часто бывает, что человек сначала один, а потом совсем другой становится… – Так не бывает, – отвечал Чумаков. – Стержень человеческой сущности формируется в раннем детстве, лет до семи, наверное, и в дальнейшем мало подвержен изменениям. Другое дело, что зачастую мы воспринимаем человека не таким, каков он есть, а приписываем ему собственные мечты, желания, фантазируем образ, а затем обвиняем в предательстве. Если я, например, плохо разбираюсь в деревьях и, купив саженец, мечтаю о прекрасных яблоках, но однажды вижу на нём сливы, мне ведь не придёт в голову обвинять сливу в предательстве моей мечты. Прежде чем ожидать плодов, я должен знать конкретное содержание, сущность своей мечты и целенаправленно искать то, что надобно. – Люди – не деревья, в жизни всё гораздо сложнее, – не согласилась Лида. – Бесспорно, – не возражал Вячеслав. – Быть «агрономом жизни», разбираться в «сортах» людей – самая сложная наука, многие законы которой ещё до сих пор не открыты. – Я понимаю: законы в химии, физике… – А разве мы сами не химия, не физика, не энергетика? – улыбнулся Чумаков. – Ну, это как-то слишком материалистично, есть ведь ещё душа, чувства… – А разве душа функционирует по каким-то особым законам? И что ты понимаешь под этим словом? – Наверное, внутреннюю суть. Ведь считали же раньше, что душа есть у всего: деревьев, озёр, лесов. Я думаю, что Лешие, Бабы-яги, Русалки, Водяные как раз и есть выразители души леса, реки, поля… – Она не договорила. Какая-то тень беззвучно скользнула почти над самыми головами. – Наверное, летучая мышь вылетела на охоту, – предположил Чумаков. Оглянувшись, Лида вдруг порывисто поднялась. – Ой, что это? – воскликнула она, указывая в темноту. Среди высокой травы светились голубоватые искры. – Это светлячки, – сказал Чумаков. – Надо же! Я никогда раньше не видела светлячков! Лида подошла ближе, наклонившись, осторожно подняла светлячка, положила себе на ладонь. – Какое чудо! – восхитилась девушка. – Они похожи на пылинки упавших звёзд! Чумаков собрал ещё несколько штук, положил на Лидину ладонь. – У тебя холодные пальцы, – заметил он, – озябла? Расстегнув шерстяную олимпийку, накрыл Лиду одним «крылом», и они, тесно прижавшись, пошли по тропинке. Светлячки на Лидиной ладошке горели, как россыпь бриллиантовых шариков. – Я почему-то представляла светлячков вроде жучков, а они совсем другие, – не переставала восхищаться девушка. Большая, почти полная луна стала всходить над лесом, обливая деревья густым серебром. Откуда-то из глубины послышались протяжные звуки-вскрики. – Кто это? Зверь или птица? – шёпотом спросила Лида. – Не знаю, – так же шёпотом отвечал Вячеслав. – А говорят, здесь дикие кабаны водятся, не боишься? Вот сейчас ка-а-к выскочит из кустов! Совсем рядом что-то зашуршало, и Лида инстинктивно прильнула к Чумакову. От резкого движения светлячки посыпались на траву. – Пусть остаются, – решила Лида, – здесь их дом. От близости доверчиво прильнувшей к нему девушки Чумаков вдруг ощутил волну давно забытого чувства нежности. Лида подняла голову, намереваясь что-то сказать, но не успела: их губы сами собой слились в долгом поцелуе. – Твои волосы пахнут хвоей, – прошептал Чумаков, – ты не лесная нимфа? Или, может, русалка, что вышла тайно побродить под луной? Лида засмеялась тихо и радостно. Они вновь пошли через лес, крепко обнявшись, и наконец вышли на грунтовую дорогу. – Может, пойдём назад? – чуть просительным тоном сказала Лида. – Я немного устала. – И она вновь приклонила голову к груди Чумакова. Простые слова, слегка жалобная интонация девушки вновь окунули Вячеслава в море нежности. Неожиданно для себя самого он подхватил её на руки и понёс. Лида, обхватив крепкую шею, запротестовала: – Слава, ну что ты, не надо! Тебе же тяжело! – Нимфы не бывают тяжёлыми, – отвечал Вячеслав, – они сотканы из лунного света и призрачных грёз… Он в самом деле не чувствовал тяжести и боли в ноге, и всё нёс, нёс девушку, пока неожиданно дорога не выскочила из леса и разделилась на две, обегая хлебное поле. Пространства раздвинулись, открыв густую синеву неба, сплошь усыпанного звёздами, а впереди – до самого горизонта – переливалось и мерцало тусклым золотом море пшеничных колосьев. |